ИСТОРИЧЕСКИЕ ПРЕДПОСЫЛКИ

Распространение гуманистических идеалов личности, жажда новых знаний, присущая эпохе Возрождения, заставляли многое менять в унаследованной от средних веков системе образования, в книжном деле.

Шёл бурный рост университетов, а в их аудиториях богословие начало постепенно уступать первенство точным наукам (особенно − математике и астрономии), медицине, правоведению. Городские школы также мало-помалу освобождались от монопольного церковного влияния, в них усиливались элементы светского образования. Появились школы для девочек. Великие представители гуманизма открывали собственные школы (37, 156). Нужны были учебники в невиданных прежде количествах, комментированные тексты, точнейшим образом выверенные и абсолютно унифицированные (175,32). Назрела общественная потребность в массовом размножении книг печатным способом. Изобретение и массовое распространение книгопечатания стали возможны лишь тогда, когда пошатнулась духовная диктатура церкви и открылась дорога перед новыми социальными и культурными силами (2,346-347).

Первый шаг к секуляризации и демократизации книги был сделан одним из самых выдающихся представителей гуманизма − Франческо Петраркой (1304-1374). Поэт был страстным библиофилом, оставшиеся после него конспекты прочитанных книг и многочисленные его пометки на полях (маргиналии) показывают, какой это был внимательнейший читатель. Петрарка собирал свою коллекцию в ту пору, когда книгопечатание ещё не было изобретено и книга была предметом дорогим и редким. Но Петрарка не считался с затратами, использовал для собирания книг широкую известность, личные связи со знатью, поездки с дипломатическими миссиями, путешествия. Если не удавалось приобрести оригинал, он немедленно заказывал копию, часть принадлежавших ему книг переписал сам. С особым тщанием Петрарка собирал произведения античных авторов. С манускриптом творений Вергилия он не расставался даже в пути, а величайшей своей удачей считал находку писем Цицерона в Веронском кафедральном соборе (1345).

В 1337 г. Петрарка составил опись своей коллекции, назвав её «Мои книги» («Libri mei») (516, 292-296). К концу его жизни в ней числилось более тысячи названий, немало библиографических редкостей. Своему слуге он поручил хранить коллекцию как величайшую святыню. По преданию, Петрарка умер над раскрытым фолиантом (436,48).

Великая заслуга Петрарки − возрождение забытого в средние века принципа публичности библиотеки. В 1362 г. в страхе перед чумой он покинул Милан и, прожив некоторое время в Падуе, перебрался в Венецию. Тут поэт и сделал правительству республики заманчивое предложение − передать в будущем свою редкую коллекцию собору св. Марка при условии, что в Венеции ему будет предоставлено жилье, а его собрание станет доступным для всех «талантливых и благородных» (37, 393). Правительство Венеции приняло это предложение. Дальнейшая судьба собрания Петрарки не вполне ясна, остатки его находятся в различных библиотеках: 25 книг хранятся в Парижской национальной библиотеке − очевидно, они попали во Францию в качестве трофея; 6 книг − в Ватиканской библиотеке, по одной − в Венеции, Флоренции, Падуе, Берлине и других городах (358,290).

Петрарку считал своим учителем великий Джованни Боккаччо (1313-1375), автор «Декамерона». Он тоже стал страстным коллекционером старинных манускриптов, но, будучи человеком менее состоятельным, чем Петрарка, не мог тратить на это увлечение таких средств, да и связи его в высшем обществе были не столь обширны. С трудом добытые манускрипты Боккаччо берег как зеницу ока. Часто разъезжая по Италии, он возил наиболее ценные из них с собой в тщательно упакованных специальных ящиках. Как и Петрарка, он близко к сердцу принимал то плачевное состояние, в котором оказались в связи с разложением монашеских орденов монастырские библиотеки. Известно, какой гнев его охватил после осмотра одной из богатейших некогда библиотек в монастыре Монте Кассино. Там в груде пыльных, полуистлевших манускриптов Боккаччо обнаружил древний кодекс с трудами Тацита − «Анналами» и «Историей», не известными в тогдашней Италии.

После смерти Боккаччо его книжное собрание попало в один из флорентийских монастырей, хотя Боккаччо вслед за Петраркой желал сделать свою коллекцию доступной широкому кругу читателей. В1428 г. её обнаружил в крайне запущенном состоянии страстный библиофил Никколо Никколи и попытался её спасти. Что из этого вышло, неизвестно. Около десятка манускриптов попало в библиотеку Медичи.

Крупнейшим собирателем рукописей был итальянский писатель-гуманист Поджо Браччолини (1380-1459), прославивший свое имя сатирическими «Фацетиями» на латинском языке. Уже в юности Браччолини интересовался античной литературой, а благоприятные условия для собирания книг нашел, работая в папской курии, сначала скриптором, затем секретарём папы Иоанна XXIII. Сопровождая папу во всех поездках, он пользовался этим для приобретения книг. Во время церковного собора в Констанце Браччолини ознакомился с книжными собраниями близлежащих немецких, французских и швейцарских монастырей. В 1414 г. вместе с двумя приятелями он посетил Санкт-Галленс-кий монастырь и ужаснулся тому, как запущена в нем некогда прославленная и богатая библиотека: книги оказались свалены в темной и сырой башне. В этой груде Браччолини обнаружил множество замечательных памятников античной литературы, в том числе речи Цицерона. В Фульдском монастыре он нашёл произведения выдающегося мыслителя древности Лукреция Кара. Считая своим долгом спасти бесценные творения из этих «страшных тюрем и кладбищ», Браччолини полагал, что годятся любые средства. Он доставал книги у монахов за скромные подачки, а то и просто уносил раритеты под полой (436, 50). Если это не удавалось, сам делал копии. Например, в Санкт-Галленском монастыре он за 53 дня переписал собрание произведений Квинтилиана (37, 230). Собирал Браччолини книги в основном не для себя (его личная коллекция насчитывала всего 95 названий), а для других, например, для библиотек пап или Медичи.

Ещё один крупный библиофил эпохи гуманизма Никколо Никколи (1363-1437) − советник по библиотечным делам при флорентийском правителе Козимо Медичи. Получив после смерти отца солидное наследство, юноша целиком израсходовал его на покупку книг. К концу жизни он был владельцем собрания из 800 книг, оценённого в 6000 флоринов (37,229). Своё собрание Никколи завещал родной Флоренции при условии, что оно будет доступно каждому, кто интересуется науками.

Собирание памятников античной письменности, сохранение их для грядущих поколений и провозглашение принципа абсолютной доступности книжных Собраний - огромные заслуги итальянских гуманистов перед мировой культурой. В немалой степени благодаря им были спасены книжные сокровища гибнущей Восточной Римской империи. С середины XIV в. Византия подвергалась все усиливавшемуся натиску турок-османов. Из захваченных турками районов в Италию бежали греки, в их числе и учёные, писатели. Они привозили с собой книги. Среди наиболее просвещённых эмигрантов был и Виссарион Никейский (1403-1472) − бывший видный византийский церковный деятель, затем католический кардинал. Его люди проникали в завоёванные турками бывшие культурные центры Византии − Константинополь, Афины, Трапезунд, скупали там произведения античных авторов и контрабандой доставляли в Италию. В знак признательности Венецианской республике за помощь в этой акции Виссарион подарил ей свою библиотеку, включавшую 600 манускриптов − произведения греческих и римских классиков. Сначала это собрание хранилось в монастыре св. Марка, а в 1515 г. для него начали возводить специальное здание, завершенное двадцать один год спустя.

Любовь гуманистов к книге (caritas librorum) получила широкий отклик в тогдашнем обществе. Библиофилия вошла в моду и увлекла представителей различных слоев. Крупными библиофилами были многие лица, принадлежавшие к самой верхушке аристократии: урбинский герцог Федериго да Монтефельтро, правитель Флоренции Козимо Медичи, папа Николай V, венгерский король Матьяш Хуньяди (Корвин) и многие другие. Зачастую они собирали книжные коллекции только ради украшения дворца, щеголяя друг перед другом. Но бывало, что гуманистам − знатокам книг удавалось направить эту страсть монархов в более полезное русло.

Известными библиофилами и покровителями искусств и наук эпохи Возрождения были члены богатого и влиятельного патрицианского семейства Медичи во Флоренции. Еще Козимо Старший (1389-1464) увлёкся книгами под влиянием Никколо Никколи, о котором мы уже рассказывали: создание великолепной частной библиотеки дворца Медичи (Medicea privata), а также публичной библиотеки (Medicea publica) − его заслуга. Никколи пробудил интерес к собиранию книг также у По-джо Браччолини и многих других гуманистов. Уже упоминалось, что Никколи завещал Флоренции свое собрание манускриптов, чтобы заложить основу публичной библиотеки. Покровителем этого собрания был Козимо Медичи: он отвёл для коллекции отличное помещение в монастыре Сан Марко и пожертвовал значительную сумму на дальнейшее пополнение библиотеки (358, 296). Был сделан большой заказ владельцу крупнейшей тогдашней мастерской по переписыванию Веспасиано да Бистиччи. Этот «король книготорговцев» сумел выполнить заказ Медичи за сравнительно короткий срок: 45 скрипторов за 22 месяца переписали 200 томов (593,317). Так возникла «Medicea publica», названная по месту основания «Marciana». Имя же подлинного её основателя, Никколо Никколи, вскоре было предано забвению. Библиотеки Медичи достигли расцвета во второй половине XV в. при внуке Козимо Медичи Лоренцо Великолепном.

Славилась в Италии и другая книжная коллекция − урбинского герцога Федериго да Монтефельтро (1422-1482), который собирал книги чуть ли не с детства и принес в жертву этой страсти почти сказочное богатство. 30-40 переписчиков копировали для него манускрипты. Сложные заказы выполнял, в частности, Веспасиано да Бистиччи. С точки зрения герцога да Монтефельтро, книга была не только светочем знаний, но и произведением искусства, а потому при появлении первых печатных книг он не допустил в свою коллекцию эти «варварские германские подделки под книгу». В его библиотеке все книги были тщательно переписаны на пергамене (ни в коем случае не на бумаге), иллюстрированы миниатюрами и переплетены в красные кожаные обложки с серебряными застёжками (398,342-343). Коллекция включала в себя 1120 томов. В отличие от собраний гуманистов той эпохи, библиотека да Монтефельтро содержала множество трудов «отцов церкви» и вообще религиозной литературы. Но обильно была представлена и классическая литература - произведения Софокла, Пиндара, Менандра, а в разделе «Moderni» - творения Данте, Боккаччо, других писателей-гуманистов XIII в. Федериго да Монтефельтро был намерен собрать возможно более полные комплекты литературы по всем областям науки, причём не только на латыни, греческом и итальянском языках, но и на древнееврейском и арабском. Для хранения этой коллекции при дворце да Монтефельтро было выстроено великолепное здание. Надо сказать, что герцог заботился и об удобствах для читателей. Читальня была отлично освещена. Высокие требования герцог предъявлял и библиотекарю. В соответствии с разработанной инструкцией, библиотекарь должен был обладать следующими качествами: учёностью, приятным характером, представительной внешностью, красноречием. Он был обязан присматривать за порядком, вести каталоги, оберегать фонды от любого ущерба и в то же время обеспечивать их доступность, а выдачу манускриптов тщательно отмечать в специальном журнале (356,235-245).

После смерти герцога его книги, каталоги, журнал выдачи и инструкция попали в Ватиканскую библиотеку, которая вновь расцвела благодаря заботам папы Николая V. Его агенты искали манускрипты по всей Европе. Уже известный нам Веспасиано да Бистиччи считал папу Николая V своим лучшим клиентом. За обнаружение, перевод или копию редкого кодекса папа платил баснословные деньги. Главное же внимание он уделял внешнему оформлению книги. Особо ценные рукописи по его приказу переплетали в бархат или шёлк с папским суперэкслибрисом на металлической пластинке, переплёт украшали художественно инкрустированными золотыми и серебряными уголками и застёжками. Шрифт, декоративные элементы, миниатюры - все было отмечено исключительно тонким вкусом.

Папа Сикст IV пытался продолжить дело своего предшественника. Он перевёл библиотеку в светлые, роскошно декорированные залы, завёл наряду с читальней то, что мы сегодня называем абонементом. Но его преемники уделяли библиотеке все меньше внимания. Постепенно фонды утрачивали гуманистический характер, пополняясь схоластической литературой. Более или менее вольнодумные произведения держали в «секретной» библиотеке, доступ к которой был весьма ограничен.

Вместе с гуманистическими идеями библиофилия распространялась по другим странам Европы. Большую славу приобрела принадлежавшая венгерскому королю Матьяшу Хуньяди (Корвину) (1458-1490) коллекция из 2-2,5 тысяч манускриптов (385). И по объёму, и по ценности книг она вполне могла соперничать с Ватиканской или Урбинской библиотеками. Однако после смерти короля в 1490 г. библиотека пережила упадок. Часть её фондов разными путями попала в руки разных коллекционеров, а её остатки вывез султан Сулейман II, когда в 1526 г. захватил и сжёг Буду. Сейчас в 43 библиотеках мира хранятся 179 известных нам книг из собрания короля Матьяша, из них в книгохранилищах Венгрии − 47 (347, 39-72).

Воротами для проникновения гуманизма в Германию и Чехию стал дворец императора Карла IV в Праге (358, 313). Сам император был знаком с Петраркой, пригласил к себе на службу итальянского гуманиста Кола ли Риенцо. В 1348 г. был основан университет в Праге и при нем - библиотека. По примеру Карла IV, польский король Казимир в 1364 г. основал Краковский университет, библиотека которого начала особенно быстро расти в XV в. благодаря дарам фундаторов-библиофилов.

В XV в. одним из центров гуманизма и коллекционирования книг стал Гейдельберг. Собирали рукописи император Максимилиан I, гуманисты Ульрих фон Хуттен и Эразм Роттердамский, Хартманн Шедель, богатые банкиры Фуггеры. Еще к концу XIV в. это увлечение распространилось на среднее дворянство и богатых горожан.

В результате чрезвычайно возрос спрос на книгу. Уже в XIV в. церковь утратила монополию на издание книг. Книга как бы освободилась из монастырской темницы, перед ней открылись пути к самым различным слоям населения.

В эпоху Возрождения искусство оформления книги, как и изобразительное искусство, достигло исключительных высот. Однако «мануфактурный» рукописный способ производства уже не мог удовлетворить общественную потребность в книге. Найти способ массового изготовления книг стало настоятельным требованием эпохи.

Прежде всего укажем материально-технические предпосылки, а среди них упомянем производство бумаги. Напомним, что бумага в своё время попала из Китая в Европу через «арабский мост». Уже в XI в. в Европе, на территории Испании, неподалёку от Валенсии, в арабском городе Хатива начали изготовлять бумагу. Древнейшая из сохранившихся до нашего времени книг, написанных на бумаге, находится также в Испании в одном из монастырей близ города Бургоса: это Требник начала XI в.

В середине XIII в. бумажная промышленность возникла в Италии − в городе Фабриано, и вскоре итальянская бумага составила серьёзную конкуренцию арабской (352,46).

Предполагают, что первыми учителями итальянцев в этом новом ремесле были арабские невольники, завезённые в Италию во время крестовых походов. Так это или нет, но итальянцы очень быстро превзошли своих учителей. В XIV в. в Фабриано уже действовало 40 бумажных мельниц, выпускавших бумагу отличного качества. Были построены такие мельницы и в Болонье, Парме, Падуе, Турине.

Однако далеко не сразу бумага вытеснила привычный материал − пергамен.

В частности, ватиканская канцелярия не пользовалась бумагой. Считалось, что это материал ненадёжный, хрупкий, недолговечный и пригоден лишь для черновиков и копий (168,13). Но по мере того, как качество бумаги повышалось, она все больше вытесняла пергамен из обращения.

В начале XIV в. бумажные фабрики появляются во Франции − в Труа, затем в Германии − в Нюрнберге, в Хемнице, в Равенсбурге; в середине XV в. немецкая бумажная промышленность и по масштабу, и по качеству продукции оказалась лидером. В других европейских странах бумажная промышленность возникла позже: в Англии − в конце XV в., в Швеции, Дании и Голландии − в начале XVI в., в Польше − в первой половине XV в., хотя здесь пользоваться бумагой стали ещё в XIV в. Книга Краковского магистрата, заведённая в 1300 г., начата на пергамене, а с середины XIV в. продолжена уже на бумаге (537,4-5). Ввозили бумагу в Польшу из Италии и Франции, позднее − из Германии. Но бумаги требовалось все больше. За первой бумажной мельницей в Гданьске (1420) последовали мельницы во Вроцлаве (1490), Кракове (между 1493 и 1496 гг.) (537, 6). В середине XVI в. в Польше уже выпускалось ежегодно 200000 стоп бумаги (стопа − 500 листов). В 1556 г. король утвердил статут цеха бумажников, объединившего представителей этого ремесла во всей стране, а не в каком-то одном городе, как обычно. Цеховые ограничения не коснулись наиболее крупных бумажных фабрик, принадлежавших Халлеру, Шарфенбергу, Зибенейхеру (553, 189-190) и носивших уже характер капиталистического предприятия. Их владельцы не были заинтересованы в цеховой организации, а в конкурентной борьбе они побеждали более слабые фабрики, входившие в цех бумажников.

Производство бумаги стало отраслью, где быстро развивались капиталистические отношения. Она требовала крупных капиталовложений, что было связано с применением механической силы − воды. Здесь широко применялся наёмный труд. Выпуск бумаги оказался хотя и дорогостоящим, но доходным делом, а потому оно стремительно росло и расширялось, создавая, в свою очередь, необходимые материальные условия для возникновения и распространения книгопечатания.

Большинство исследователей полагает, что заслуга европейских изготовителей бумаги заключается в использовании механической силы (воды или ветра) и усовершенствовании черпака (352, 45). Итальянцы для измельчения тряпья и превращения его в бумажную массу употребляли вместительную толчею с несколькими пестами, приводимыми в движение силой падающей воды. Поэтому бумагоделательные мастерские начали называть бумажными мельницами.

Сначала песты были деревянными, затем их стали оковывать железом. Большой жёрнов с приводным валом заставлял двигаться весь этот нехитрый механизм, и тряпье перемалывалось гораздо быстрее, мельче и в больших количествах, чем вручную. В XVII в. голландцы ещё более усовершенствовали этот процесс, изобретя так называемый ролл, или голлендер (по месту изобретения). В деревянной или каменной ванне (ролле) тряпье рубилось на мелкие части и перемалывалось насаженными на металлические валы и на днище ролла ножами гораздо быстрее и эффективнее, чем пестами. Это изобретение выдвинуло голландскую бумажную промышленность на первое место в Европе (250,47-53). Кроме того, в Голландии − этой стране ветряных мельниц − для производства бумаги использовалась не сила падающей воды, а сила ветра. В инструментарий бумажной фабрики XV-XVII вв. наряду с пестом или голлен-дером входили один-два деревянных чана - в них заливали измельчённую бумажную массу, − несколько деревянных черпаков с проволочным ситом на дне, винтовой пресс для обезвоживания листов и запас войлочных или суконных отрезков величиной с бумажный лист.

Ещё в XIII в. в Италии вместо примитивного черпака стали использовать специальные прямоугольные формы (рамки) с тонким медным проволочным ситом на дне. Проволоку, идущую вдоль сита, называют вержером (фр. vergeures), а поперек − понтузом (фр. pontuseau). В продольном направлении проволока расположена гуще, в поперечном реже. Если держать готовый лист на свету, то на нем ясно проступят линии вержера и понтуза.

Центральной фигурой всего производства был черпальщик. Наклоняясь над котлом, он ежеминутно доставал оттуда бумажную массу; сильно тряся форму, он выгонял сквозь сито излишек воды и одновременно формовал бумажный лист. Затем форму принимал укладчик: он осторожно вынимал из формы ещё сырой бумажный лист и выкладывал его на сукно или войлок, накрывая сверху таким же отрезком сукна. Весь рабочий день (а он с коротким перерывом на обед длился 16 часов) черпальщик и укладчик, обливаясь потом, повторяли одни и те же механические движения. Постепенно рядом с ними вырастала кипа сырой бумаги (по цеховой традиции она состояла из 181 листа), которую ученик уносил к прессу. Подмастерье-прессовщик прессовал листы сначала вместе с сукном, а потом без него. Затем бумагу вывешивали на просушку. Просохшие листы разглаживали на мраморной доске специальным утюгом или шлифовальной костью и передавали штамповщику, который отбивал её деревянной или железной кувалдой. Обработанные таким способом листы погружали в котёл с желатиновым клеем из рогов и копыт, чтобы бумага уплотнилась и не пропускала чернила. Затем листы вновь сушили под крышей и вновь разглаживали. Лишь после всех этих операций (по свидетельству современника, бумажный лист 33 раза проходил через руки рабочих) бумага считалась готовой к продаже (179, 52).

Средневековые бумажники по праву гордились своей профессией, сознавали значение бумажного производства для прогресса и считали себя не рядовыми ремесленниками, а художниками, творцами.

Это обстоятельство, а также стремление оградить свою продукцию от подделок побудили бумажников применять как своеобразные фирменные знаки − филиграни − изображения или литеры из тонкой проволоки, припаиваемые к сетке бумажной формы для получения соответствующих водяных знаков, ясно различимых на свет.

Старейший из водяных знаков был употреблён в 1282 г. в Болонье. Принадлежность его нам не известна. В 1293-м появились первые филиграни на бумаге, выпускаемой мастерской в Фабриано, а в начале XIV в. они стали обязательным элементом практически любой бумаги. Таким образом, водяные знаки впервые появились в Италии, а это позволяет предположить, что там же было изобретено и проволочное сито (352,55).

Водяные знаки отличались исключительным разнообразием. Как правило, мастерская заводила для себя несколько знаков − по одному на каждого мастера (168,49). Изображались на знаках гербы городов или лиц, которым принадлежала данная мастерская, иногда − инициалы хозяев, а то даже и их имена и фамилии. Однако чаще всего водяной знак изображал зверя, птицу, растение, какой-либо предмет обихода − в каждой стране были в этом отношении свои вкусы. Кроме того, мог обозначаться не только завод, но и черпальная форма. Если не знать всего этого, то можно допустить серьёзную ошибку в идентификации. Известны тысячи типов и вариантов филиграней. Знание их помогает установить подлинность недатированного документа, раскрыть фальсификацию, определить год выпуска инкунабулы или анонимного издания без метрики и т.д. Правда, ввиду множества подделок, и это зачастую оказывается довольно сложным.

Чтобы разобраться в обилии филиграней, необходимы каталоги. Такие каталоги были составлены выдающимися специалистами: русским учёным Н.П. Лихачёвым, который исследовал бумагу старинных русских документов и подготовил трёхтомное издание «Палеографическое значение бумажных водяных знаков» (168); швейцарским учёным Ш. Брике, который сорок лет изучал филиграни в архивах Западной и Южной Европы и в 1907 г. издал в Женеве капитальный четырёхтомный труд «Филиграни», где описано около 40000 водяных знаков и приведено 16000 их факсимиле (361). Большой труд о распространении бумаги в Литве с приложенным к нему атласом водяных знаков подготовил литовский палеограф Э.Лауцявичус (481).

Новый, значительно более дешёвый и доступный писчий материал − бумага − сделал возможным массовое производство книги путём печати, вначале ксилографической, уже много столетий успешно применяемой для этой цели в Китае. Оказал ли китайский опыт в этом деле какое-либо влияние на Европу? Американский синолог Т.Картер впервые попытался осветить вопрос о проникновении ксилографической печати из Китая в Европу. По его мнению, непосредственные европейско-китайские контакты, прерванные арабами, восстановились в эпоху монгольской империи. Завоеватели-монголы, усвоив достижения китайской культуры, взломали «арабский барьер», дошли в своих походах до Европы и Передней Азии и возобновили экономические и культурные связи между Китаем и Европой (370). Благодаря этому и появилась в Европе китайская ксилографическая печать. Немалую роль в этих процессах сыграла Русь. Её включение в гигантскую систему государства, созданного Чингисханом, привело к культурным контактам Руси с азиатскими народами, в том числе и китайским.

Папский посол Джованни Карпини в 1246 г. побывал в резиденции монгольского хана неподалеку от Каракорума. В своей «Истории монголов» он упоминает резчика печатей по имени Козьма. Т.Картер выдвинул правдоподобное предположение, что русский мастер Козьма был знаком с искусством печати (370,183). Если бы это подтвердилось, то русского ремесленника можно было бы считать первым европейским печатником. Как известно, по всей монгольской империи были введены отпечатанные ксилографическим способом бумажные деньги. Не вызывает сомнений, что русские купцы, торговавшие с Азией, были осведомлены о них. Так что один из путей ксилографии из Азии в Европу вполне мог идти через Русь.

Образцы печатного искусства могли доставить в Европу послы, купцы, путешественники. П.Гюсман, выдвинувший на первое место путь через Русь, предположил, что печать могли принести в Европу малоазиатские и кавказские народы (например, армяне), отступившие на запад под натиском монголов и тюрков. По мнению П.Гюсмана, группа армян, научившихся у уйгуров наиболее совершенному способу печати - набору из разборных литер, -прибыла в Голландию, где жил тогда Лауренс Янсзоон, по прозвищу Костер, один из предполагаемых родоначальников книгопечатания в Европе (421,37-38).

Возможность познакомиться с искусством печатания представилась европейцам и во времена крестовых походов. Крестоносцы захватили территории, где такое искусство уже было известно. Археологические находки в Эль Фаюме (Египет) показали, что арабы пользовались ксилографической печатью. Вряд ли грубых рыцарей особенно интересовали достижения культуры, но в захваченных арабских городах и крепостях они не могли не заметить сарацинских печатных изданий и уж наверняка не обошли вниманием печатные игральные карты. Эта игра была придумана китайцами в X в. и получила распространение в Европе то ли через арабское посредничество, то ли непосредственно из Китая во второй половине XIV в. Таким образом, в XIV в. европейцы уже были осведомлены об искусстве печати. Естественно возникло желание попробовать изготовить подобные вещи самим. Необходимые технические навыки для этого не были чужды европейцам. Они достаточно умело гравировали на меди и дереве, ксилографическим способом с давних времён набивали ткани. Нет точных данных, когда в Европе начали печатать игральные карты. Это событие предположительно относят к концу XIV в. Приблизительно тогда же была применена ксилография и для изготовления изображений святых, зачастую и то, и другое печатал один и тот же мастер. Техника ксилографии была такой же, как и в Азии: на деревянной доске вырезали зеркально рельефное изображение или текст, затем на рельеф тампоном наносили краску, а печатник прижимал к этой доске лист бумаги, легко приглаживая её щёточкой или мацой*{Так называли приспособление для ручного нанесения краски на печатную форму в виде обтянутой кожей подушечки, набитой конским волосом и насаженной на деревянную рукоятку.}. В середине XV в. техника ксилографии достигла в Европе весьма высокого художественного уровня.

В 1417 г. антверпенские ксилографы объединились в один цех с иллюминаторами, художниками-резчиками. В Лионе их называли tailleurs de molle (вырезатели карт), в Польше − попросту kartowniki. Однако все чаще им начинали присваивать название прентеров или принтеров (печатников). Особое распространение получила ксилографическая печать в Германии и Голландии. Венеция была оттеснена на второй план, поэтому совет Венецианской республики принял специальный декрет, запрещавший ввоз ксилографических художественных изделий − изображений, карт и прочего.

Дальнейший путь от печатания картинок к печатанию книг легко угадать. Начало было положено, когда к картинкам стали прилагать на той же доске тексты (сначала их приписывали от руки)**{Такие оттиски называются хироксилографическими.}. Через некоторое время текст, игравший вспомогательную роль, стал самостоятельным. Текст молитвы вырезали на доске, отпечатывали и прикладывали к печатной же картинке. Чтобы листки не перепутались и не растерялись, их склеивали вместе. Это уже предшественник книги. Опытные печатники брались за печатание более длинных текстов, и несколько листов составляли уже целую тетрадь, брошюру, а то и книгу.

На первых порах текст в таких книгах размещался на одной стороне листа, поскольку уже упомянутая маца часто пачкала оборотную сторону. Подобные издания называются анопистографическими. Чтобы текст оказывался на обеих сторонах, листы стали склеивать пустыми сторонами. Но это было неудобно. Технические условия печатания на обеих сторонах листа были созданы изобретением печатного станка (пресса). Отпечатанные таким способом издания называются опистографическими.

Ксилографические блочные книги к середине XV в. получили распространение во всей Западной Европе. Центрами их изготовления были Северная Германия и Голландия. Читало их простонародье, полуграмотные священники, школьники. Об этом свидетельствует тематика ксилографических книг: «Biblia pauperum» («Библия бедняков») − популярный пересказ Ветхого и Нового заветов с многочисленными иллюстрациями; «Exertitium super Paternosten», т.е. молитва «Отче наш» с разъяснениями, комментариями и рисунками. Были издания и светского характера: «Басня о больном льве», «Календарь» Йоханна Региомонтана из Кенигсберга, «Хиромантия» доктора Хартлиба и т.д. Для школ выпускали азбуки и учебники латыни, называемые донатами***{По имени римского педагога Элия Доната (IV в. н.э.)}. Всё это небольшие по объему книжки, оформленные обычно весьма скромно. Некоторые их них были раскрашены от руки.

Массовый выпуск популярной литературы путём ксилографии значительно удешевил эти издания. Печатали их не на пергамене, а на сравнительно дешёвой бумаге, причём зачастую не на латыни, а на народном языке. Это также делало их доступными. А монастырские библиотеки и коллекции знатных библиофилов они не попадали, а переходили из рук в руки, пока не изнашивались. Поэтому-то до нашего времени дошло очень мало ксилографических книг. В различных библиотеках зарегистрировано всего около ста таких изданий XV в.

Ксилографическая печать продолжала существовать и после великого изобретения Йоханна Гутенберга, но 1460 г. Стала уступать ему место, а к 1530 г. Почти совсем сошла на нет. Тем не менее этот примитивный способ книголпечатания сохранился до XIX в. − так печатались лубочные картинки в России.