Глава 3. Существовало ли письмо у славян до введения азбуки Кирилла (Константина) и каким было это письмо

Раздел 5

Существование дохристианской письменности у славян подтверждается также и археологическими памятниками.

К сожалению, изучению истории письменности, в том числе даже славяно-русской, в СССР должного внимания не придаётся. Ни в одном из многочисленных советских научно-исследовательских институтов не имеется отдела или сектора, который специально занимался бы историей письма. В результате изучение как всеобщей, так и русской истории письма продолжает проводиться в значительной мере в порядке индивидуальной инициативы отдельных советских исследователей. Лишь часть памятников предполагаемой русской дохристианской письменности опубликована. Публикации нередко представляют собой не документальные фотографии, а случайные зарисовки; как правило, они разбросаны по многочисленным, подчас труднодоступным сборникам и трудам институтов. Поэтому неотложной задачей является сбор всего фактического материала, его проверка, систематизация и опубликование в едином научно-документальном альбоме. А осуществление такой работы под силу лишь специальной научной организации.

Из обнаруженных на территории России памятников дохристианской письменности наибольшее внимание обычно привлекали те, которые содержали надписи или даже отдельные знаки, отличные от всех известных систем письма; в них пытались найти образцы предполагаемого русского протоглаголического письма или же образцы славянских «черт и резов».

За последние 10—15 лет были даже сделаны три попытки открытия и воспроизведения алфавита этого предполагаемого протоглаголического письма. Попытки эти, по утверждению специалистов, закончились неудачей.

Тем не менее их необходимо рассмотреть. Это необходимо потому, что даже ошибки представляют собой большой интерес для науки. Это необходимо также потому, что попытки эти в своё время вызвали большой шум в массовой советской печати.

Первая из попыток воссоздания протоглаголического письма была сделана на основе так называемых «причерноморских знаков».

Эти загадочные знаки и изображения были открыты ещё в середине прошлого столетия в русском Причерноморье — в Херсоне, Керчи, Ольвии и других местах, где когда-то существовали греческие поселения. Археологи датируют некоторые из причерноморских знаков концом I тысячелетия до н.э., а большинство знаков — первыми тремя-четырьмя веками н.э. Знаки эти, наряду с греческими надписями, встречаются на каменных плитах, надгробьях, на черепицах, амфорах, монетах и т.п. Одни из них представляют собой схематические рисунки; большинство имеет условную, линейно-геометрическую форму, как правило довольно сложную. Некоторые сходны с буквами глаголицы.

Подавляющее большинство знаков расположено или изолированно (иногда в сочетании с греческими текстами), или же в беспорядочном скоплении. Лишь в трёх-четырёх памятниках расположение знаков упорядочено; при этом только один из них (архитектурный фрагмент, найденный в 1946 г. в Ольвии) состоит из знаков, нанесённых одновременно, и, возможно, представляет собой связный текст.

Первые публикации, посвящённые причерноморским знакам, появились в середине XIX в. Первоначально многие относили эти знаки к готской письменности; в настоящее время считается почти доказанным их сарматское происхождение²⁵.

Примечание 25. Сарматы — кочевые, ираноязычные племена, родственные скифам; населяли Северное Причерноморье с последних веков до н.э. по III—IV вв. н.э. Конец примечания.

И.И. Мещанинов²⁶ считал большинство этих знаков родовыми знаками скифо-сарматских родов, а некоторые более сложные и поздние — царскими монограммами. Встречающиеся же иногда скопления знаков на одном памятнике И.И. Мещанинов объяснял разновременным их нанесением или же одновременным участием в каком-либо обряде (например, в погребальном) представителей разных родов. В то же время И.И. Мещанинов признавал возможным влияние причерноморских знаков на глаголическое письмо²⁷.

Примечание 26. Мещанинов И.И. «Загадочные знаки Причерноморья», — Л., 1933. Конец примечания.

Примечание 27. Мещанинов И.И. «Загадочные знаки Причерноморья», — Л., 1933. с.83 Конец примечания.

За последние годы ряд статей о причерноморских знаках опубликовал Н.А. Константинов²⁸. Сопоставив форму причерноморских знаков, во-первых, с формой букв глаголицы, во-вторых, с формой загадочных, до сих пор ещё не расшифрованных знаков, встречающихся на древнерусских пломбах, печатях, монетах, пряслицах и календарях, в-третьих, с формой знаков слогового письма, существовавшего в V—IV вв. до н.э. на острове Кипр, Н.А. Константинов обнаружил значительное графическое сходство между знаками этих трёх видов письменности (рис. 12). При этом знаки глаголицы, сходные по форме со знаками кипрского слогового письма, оказались близки к ним и по звуковому значению. На основе всех этих сопоставлений Н.А. Константинов построил гипотезу, согласно которой причерноморские знаки ведут своё происхождение от знаков кипрского слогового письма. Письмо это могло стать известным скифо-сарматскому, а затем и праславянскому населению Причерноморья через греческих колонистов. Под влиянием причерноморских знаков славянами сперва были созданы, согласно Н.А. Константинову, знаки, применявшиеся ими на пломбах, печатях, монетах, пряслицах и т.п., а впоследствии и вся система буквенно-звукового глаголического письма.

Примечание 28. Константинов Н.А. «Скифо-сарматские знаки на памятниках Причерноморья» // Крым (Симферополь), 1951, №7;

Константинов Н.А. «История русской азбуки» // Знание — сила, 1953, №1;

Константинов Н.А. «О начале русской письменности» // Нева, 1957, №7;

Константинов Н.А. «Черноморские загадочные знаки и глаголица» // Учёные записки Ленинградского ун-та, вып. 23, 1957 Конец примечания.

Главный недостаток гипотезы Н.А. Константинова в том, что она оставляет открытым вопрос, почему сарматы, а затем славяне заимствовали слоговое кипрское письмо, а не звуковое греческое. Ведь последнее было больше известно жителям Причерноморья и гораздо лучше передавало фонетику сарматской и славянской речи. Другой крупный недостаток гипотезы Н.А. Константинова — это то, что она базируется на графическом сходстве некоторых причерноморских знаков со знаками, с одной стороны, кипрского и, с другой — глаголического письма. Ведь значение причерноморских знаков, которые служили, согласно Н.А. Константинову, посредствующим Звеном между кипрскими и глаголическими знаками, пока ещё не расшифровано. Между тем одно графическое сходство не может служить доказательством, так как очень часто оно объясняется случайным совпадением. Доказательством правильности расшифровки той или иной системы знаков следует считать только прочтение связных текстов, переданных этими знаками. А среди памятников причерноморской письменности связные тексты (негреческие), видимо, отсутствуют. Больше того, сложность формы, а также изолированное или хаотическое расположение причерноморских знаков делает более вероятным и понимание их не как слоговых и звуковых, а как условных знаков рода, племени и т.п. Наконец, очень большие сомнения вызывает пятивековый разрыв между последними памятниками причерноморской письменности (IV в.) и древнейшими несомненными памятниками славянской письменности (IX—X вв.).

Тщательно документированное исследование причерноморских знаков принадлежит Э.И. Соломоник²⁹. На основе анализа формы, места и порядка расположения знаков Э.И. Соломоник, вслед за И.И. Мещаниновым, приходит к выводу, что большинство причерноморских знаков представляет собой родовые, племенные или личные (в том числе царские) знаки, знаки собственности, клейма мастеров и магические культовые знаки. Лишь немногие знаки имеют сравнительно простую форму и относительно упорядоченное расположение. Согласно Э.И. Соломоник, это «свидетельствует о тенденции развития их в стройную систему письма. Этот процесс был замедлен благодаря заимствованию верхушкой местного населения греческой письменности и не успел завершиться, так как в IV в. н.э., в Северное Причерноморье хлынула новая миграционная волна».

Примечание 29. Соломоник Э.И. «Сарматские  знаки Северного Причерноморья.» Киев, 1959. Конец примечания.

Э.И. Соломоник считает возможным влияние причерноморских знаков на форму некоторых букв глаголицы, но с тремя оговорками: во-первых, если будет доказано, что глаголица формировалась на территории восточнославянских племён; во-вторых, такое влияние возможно только на форму букв глаголицы, так как причерноморские знаки ещё не получили буквенно-звукового значения; в-третьих, такое влияние (если только оно было) могло осуществляться лишь через посредство предполагаемых славянских «черт и резов» IV—IX вв.

Что же касается кипрского слогового письма, то оно, конечно, не могло иметь к глаголице никакого отношения. Это явствует и из хронологической отдалённости последних памятников кипрского письма от первых памятников глаголицы (более 1200 лет), и из явной непригодности слогового письма для передачи славянской речи с её многообразным слоговым составом и смежными согласными звуками, и, наконец, из того, что истории письма вообще неизвестен ни один случай перехода слогового письма в буквенно-звуковое. В целом же неудача, постигшая Н.А. Константинова, наглядно показывает, что при построении любой гипотезы в области письма необходимо учитывать общую историю письма и господствующие в ней закономерности; необходимо, кроме того, максимально учитывать особенности языка и исторического развития того народа, которому приписываются изучаемые надписи.

Другая попытка открытия и даже воспроизведения протоглаголического алфавита была сделана в начале 60-х годов на основе изучения загадочных знаков, встречающихся в кирилловских надписях на монетах русских князей ХI в. Надписи эти обычно строятся по схеме «Владимир на столе, и се его сребро» с изменением только имени князя. На многих монетах вместо пропущенных букв стоят непонятные чёрточки и точки.

Большинство исследователей объясняло появление этих чёрточек и точек малограмотностью русских гравёров XI в, Однако повторяемость одних и тех же знаков на монетах разных князей, причём частоте одинаковым звуковым их6значением, казалось бы, делает такое объяснение недостаточно убедительным. В начале 60-х годов изучением загадочных знаков на русских монетах XI в. занялся Н.В. Энговатов. Использовав однотипность надписей и повторяемость в них загадочных знаков, он составил таблицу с указанием их предполагаемого звукового значения (рис. 13); значение это определялось местом знака в слове, написанном кирилловскими буквами. Работа эта привлекла большое внимание массовой советской печати («Литературная газета», «Огонёк», «Неделя» и другие издания), и о ней писали как о сенсационном открытии древнерусского протоглаголического письма. Однако, по мнению специалистов, загадочные знаки на русских монетах — это или результат взаимовлияния кирилловских и глаголических начертаний или же результат ошибок гравёров. Повторяемость же одних и тех же знаков на разных, монетах обусловлена, во-первых, тем что один и тот же штемпель использовался для чеканки многих монет; во-вторых, тем, что недостаточно грамотные гравёры повторяли ошибки, имевшиеся в старых штемпелях (см. статью Б.А. Рыбакова в «Советской археологии», 1960, №4).

Н.В. Энговатов выдвинул, кроме того, очень маловероятную гипотезу происхождения глаголицы. Согласно Н.В. Энговатову, глаголические буквы были образованы путём лигатурных сочетаний из графически более простых протоглаголических букв (встречающихся будто бы на монетах XI в.). При этом подбор протоглаголических букв для образования из них букв глаголицы производился, согласно Н.В. Энговатову, в соответствий с начальными звуками названий букв глаголицы: так, глаголическая буква «аз» была образована как лигатура из протоглаголических букв «а»+«з», глаголическая «буки» — из «б»+«у», «веди» — из «в»+«е» и т.п.³⁰

Примечание 30. Энговатов Я. «Древнейшая русская азбука» // Знание — сила, 1960, №11. Конец примечания.

Основной ошибкой этой гипотезы является предположение, что названия глаголических букв существовали до появления самих букв. Между тем названия обычно присваивались буквам с мнемотехническими целями, т.е. для облегчения их запоминания, и возникали, как правило, одним из трёх путей: 1) из названия логограммы, от которой происходила данная буква (если буквенно-звуковое письмо возникало из логографического); 2) на основе сходства формы буквы с формой какого-либо предмета, первый звук наименования которого совпадал со звуковым значением буквы; так, финикийская буква «вав», что значит «гвоздь», была названа так потому, что она напоминала по форме гвоздь и обозначала звук «в»; 3) путём одновременного заимствования одним народом у другого как самих букв, так и их наименований; так, греки заимствовали у финикийцев буквы вместе с их названиями, лишь слегка изменив последние (например, финикийская буква «алеф» стала у греков «альфой», «бет» — «бетой», «гимель» — «гаммой» и т.п.).

Что касается славянских букв, то их названия, несомненно, были созданы с мнемотехническими целями и по образцу греческого алфавита, только не путём заимствования, а путём самостоятельного образования названий на основе акрофонического принципа и в некоторых случаях с учётом формы буквы (например, название кирилловской буквы «ферт»).

Многочисленную группу вероятных памятников дохристианской славянской письменности образуют загадочные надписи и знаки на древнерусских предметах быта и на различных ремесленных изделиях.

Из этих надписей наибольший интерес представляет так называемая алекановская надпись. Надпись эта (рис. 14,б), нанесённая на глиняный сосуд X—XI вв., была открыта в 1897 г. В.А. Городцовым во время раскопок у села Алеканово под Рязанью; надпись содержит 14 знаков, расположенных в строковой планировке.

В 1898 г. там же на обломках посуды было обнаружено ещё пять аналогичных знаков³¹. Как указывает В.А. Городцов, «сосуд плохо обожжён, изготовлен, очевидно, наспех... следовательно, изготовление местное, домашнее, а следовательно, надпись сделана местным или домашним писцом, т.е. славянином». Знаков слишком много, чтобы их можно было принять за клеймо мастера. «Остаётся предположить, — делает вывод В.А. Городцов, — что знаки представляют собой литеры известного письма».

Примечание 31. Городцов В.А. «Заметка о глиняном сосуде с загадочными знаками» // Археологические известия и заметки. 1897, №12;

Городцов В.А. «Заметка о загадочных знаках на обломках глиняной посуды» // Археологические известия и заметки. 1898, №11—12. Конец примечания.

Близки по форме к «алекановским» знаки на горшках из бывшего Тверского музея, а также на медных бляхах, найденных при раскопках тверских курганов XI в. На двух бляхах знаки идут по кругу, образуя две одинаковые надписи. Некоторые из знаков, подобно алекановским, напоминают буквы глаголицы³².

Примечание 32. Рыбаков Б.А. «Знаки собственности в княжеском хозяйстве Киевской Руси X—XII вв.» // Советская  археология, 1940, VI. Конец примечания.

Представляет также интерес «надпись» (если только считать её надписью а не случайной комбинацией трещин от огня) на ребре барана, открытая около 1916 г. Д.Я. Самоквасовым при раскопках северянских курганов у Чернигова. «Надпись» (рис. 14,в) содержит 15—18 знаков, расположенных внутри полуовала. «Знаки, — пишет Д.Я. Самоквасов, — состоят из прямых резов и, по всей вероятности, представляют собой русское письмо X в., на которое имеются указания в некоторых источниках»³³.

Примечание 33. Самоквасов Д.Я. «Раскопки северянских курганов в Чернигове» М., 1916. Конец примечания.

Многочисленные статьи были посвящены знакам, обнаруженным (впервые в 1864 г.) на свинцовых пломбах, видимо, торговых печатях X—XIV вв., найденных на Западном Буге у села Дрогичина; общее количество этих знаков измеряется многими сотнями³⁴. На лицевой стороне некоторых дрогичинских пломб стоит буква кириллицы, а на обратной стороне — один из «загадочных» знаков (рис. 20,г).

Примечание 34. Тышкевич К.П. «Свинцовые оттиски, найденные в реке Буге у Дрогичина» // Древности, 1864—1965 гг., т. I;
Авенариус Н.А. «Несколько слов о дрогичинских пломбах» М., 1892;
Болсуновский К.В. «Дрогичинские пломбы.» М., 1894. Конец примечания.

Большое внимание исследователей привлекли также многочисленные загадочные знаки, встречающиеся наряду с надписями, сделанными кириллицей, на старорусских календарях и на пряслицах X—XI и более поздних веков (рис. 21) 35. В 40—50-х годах текущего столетия в этих загадочных знаках многие пытались увидеть прототипы глаголических букв. В настоящее время учёные склоняются к пониманию этих знаков как славянских «черт и резов».

Примечание 35. «Культура древней Руси», т. I—II. М., 1950—1951; 
Арциховский А.В. «Введение в археологию.» М., 1947;
Эпштайн Е.М. «К вопросу о времени происхождения русской письменности» // Учёные записки Ленинградского ун-та, вып. 5, 1947;
Черных Я.Я. «Происхождение русского литературного языка и письма.» М., 1950. Конец примечания.

Наряду с описанными выше, все ещё не расшифрованными памятниками древней славянской письменности, на территории расселения восточных славян встречаются тоже ещё не расшифрованные памятники других народов. Кроме уже упоминавшихся причерноморских знаков к ним относятся, например, памятники рунического тюркского письма (вероятно, хазарского, но возможно и протоболгарского). Образцами их могут служить надписи на двух баклажках, хранящихся в Новочеркасском музее, и на камнях и стенах Маяцкого городища; надписи эти были найдены при раскопках на Дону³⁶.

Примечание 36. Макаренко И.Е. «Археологические исследования 1907—1909 гг.» // Известия археологической комиссии, вып. 43, 1911;
Артамонов М.И. «Надписи на баклажках Новочеркасского музея и на камнях Маяцкого городища» // Советская археология, вып. 19, 1954;
Щербак А.М. «Несколько слов о приёмах чтения Трунических надписей, найденных на Дону» // Советская археология, вып. 19, 1954. Конец примечания.

На базе именно этой, последней группы загадочных надписей, т.е. надписей на различных ремесленных изделиях и бытовых предметах, была построена третья попытка воспроизведения протоглаголического алфавита, вделанная в 50—60-х годах И.А. Фигуровским³⁷ и являющаяся образцом пренебрежения как закономерностями развития письма, так и особенностями славяно-русского языка.

Примечание 37. Фигуровский И.А. «Расшифровка нескольких древнерусских надписей, сделанных «загадочными знаками»» // Учёные записки Елецкого педагогического ин-та, вып.2. Липецк, 1957;

Фигуровский И.А. «Резюме выступления на IV съезде славистов» // IV международный съезд славистов. Материалы дискуссии, т.I. М., 1962 Конец примечания.

В основу своей работы И.А. Фигуровский положил расшифровку около десятка загадочных надписей, обнаруженных на территории России. Были взяты надписи самых разных эпох с диапазоном от VIII—IX до XV— XVI вв., причём не только русские (надписи на камне и на пряслицах, опубликованные в сборнике «История культуры древней Руси» и в «Кратких сообщениях Института истории материальной культуры»), но также хазарские (надписи на баклажках Новочеркасского музея), а возможно, и протоболгарские (надписи на камнях Маяцкого городища). Привлечение хазарских надписей И.А. Фигуровский объясняет уже упоминавшимся выше высказыванием персидского историка XIII в. Фахр ад Дина, согласно которому хазарское письмо будто бы происходит от русского. При этом расшифровку хазарских надписей ИЛА. Фигуровский производит, исходя из азербайджанского языка, со следующим неожиданным обоснованием: «большая часть хазар — евреи», «азербайджанский язык испытал значительное влияние арабского языка».

Самую расшифровку указанных надписей И.А. Фигуровский осуществляет, сопоставляя знаки этих надписей с буквами глаголицы, предварительно освобождёнными И.А. Фигуровским от петель и завитков и сильно графически трансформированными (см., например, буквы «есть», «мыслете», «ферт», «он» и др.). При этом загадочным славянским знакам в одних случаях придаётся буквенно-звуковое значение, в других — маловероятное для славянского языка слоговое значение, в третьих — логографическое (логограммы «покой», «птица»). Использовал И.А. Фигуровский даже древнеегипетский принцип чтения логограмм, основанный на совпадении консонантных основ слов; так, предполагаемая логограмма «соловей» читается И.А. Фигуровским как «слава», исходя из того,, что согласные звуки в этих двух словах совпадают. Между тем такой принцип чтения и письма, естественный для египетского языка с его консонантным строением корневых основ слов, нельзя допустить для славянского языка, так как корневые основы слов в нем строятся как из согласных, так равно и из гласных звуков. В результате такой «расшифровки» И.А. Фигуровским и был построен предполагаемый алфавит древнерусского протоглаголического письма (рис. 16).

Рекомендуем читателям сопоставить алфавиты Н.А. Константинова (причерноморские знаки), Н.В. Энговатова и И.А. Фигуровского.

Появление некоторых из рассмотренных выше работ, пытавшихся воссоздать и расшифровать дохристианскую русскую письменность, вызвало возмущение специалистов-филологов. Однако появление таких работ было вполне закономерным. Наука, так же как природа, не терпит пустоты; поэтому вакуум, образовавшийся на каком-либо участке науки, неизбежно заполняется.

Едва ли не единственным исследованием, посвящённым расшифровке памятников древнеславянской письменности и проведённым крупным советским учёным, была за последние годы работа академика Б.А. Рыбакова по «черняховским» календарным знакам³⁸.

Примечание 38. Rybakov В. «Calendrier agraire et maguique des anciens polians» // VI congres international des sciences prehistoriques et protohisto-riques. Moscou, 1962;

Рыбаков Б.А. «Календарь IV в. из земли полян» // Советская  археология, 1962, №4. Конец примечания.

«Черняховская культура» названа так по посёлку Черняховка, неподалёку от Житомира, где были найдены в 1899 г. первые археологические памятники этой культуры. Эта, в основном сельскохозяйственная, культура охватывала во II—IV вв. н.э. обширный район лесостепной Украины (Волынь, район Киева и среднего течения Днепра), т.е. территорию, которую занимали, согласно более поздним летописным источникам, восточнославянские племена полян. Расцвет «Черняховской культуры» начинается со II в. н.э., когда после завоевания Дакии императором Траяном (107 г. н.э.) границы Римской империи почти вплотную приблизились к этому району и население его вступило с Римом в тесные торговые и культурно-политические отношения; закат «черняховской культуры» совпадает с крушением в V в. н.э. могущества и влияния Рима.

В основу исследования Б.А. Рыбакова был положен анализ изобразительно-символической орнаментации, обнаруженной на Черняховских керамических вазах и кувшинах. Наибольший интерес среди них представляют ваза, найденная в 1957 г. при раскопках у деревни Лепесовка на Волыни, в языческом святилище III—IV вв. н.э., и кувшин IV в. н.э., найденный в 1899 г. при раскопках у деревни Ромашки близ Киева (см. подробнее и рисунок: Рыбаков Б.А. «Язычество древних славян.» М., 1981, с.318-328. — ред.).

Ваза из Лепесовки предназначалась, очевидно, для ритуально-магических целей. Это подтверждается тем, что она была найдена внутри языческого святилища и в особенности — символической  орнаментацией её.

Широкий и плоский борт вазы разделён на 12 секторов, которые, по-видимому, соответствуют 12 месяцам года. Каждый из секторов заполнен особыми символическими изображениями. Содержание этих изображений и их последовательность совпадают с временной (помесячной) последовательностью языческих праздников древних славян и с календарными сроками разных сельскохозяйственных работ в данном районе.

Так, секторы, соответствующие январю, марту и июню, помечены знаком косого креста, обозначавшим у древних славян солнце и пламя. Как раз на эти именно месяцы приходились славянские языческие праздники солнца: праздник начала прибавления дня (зимние святки — 6 января), праздники весеннего равноденствия (конец марта) и летнего солнцестояния (праздник Ивана Купала — 24 июня). Последний праздник считался праздником не только солнца, но и воды; этому соответствует сочетание в июньском секторе знака солнца (косой крест) со знаком воды (волнистая линия).

Секторы, соответствующие апрелю, августу, сентябрю, октябрю и декабрю, обозначены символическими изображениями, указывающими на месячные сроки проведения в этом районе важнейших сельскохозяйственных работ, а также на наиболее благоприятные сроки охоты. Так, апрель помечен изображением сохи (срок весенней пахоты яровых); август — изображением колосьев (срок обмолота хлебов); сентябрь — изображением деревьев и сети (срок осенней охоты сетями, развешиваемыми между деревьями, на улетающих в этом месяце к югу птиц); октябрь — схематическим изображением волокон (срок обработки льна и конопли); декабрь — изображением сплошной сети (указывающим, вероятно, срок зимней охоты при помощи силков).

Изображения, помещённые в остальных четырёх секторах, по-видимому, указывают на важнейшие явления природы, характерные для остальных четырёх (в основном нерабочих) месяцев. Так, изображения, соответствующие февралю, могут быть поняты как деревья в снегу (февраль — месяц снегопадов); изображения, соответствующие маю, — как знаки, указывающие на появление подпочвенных ростков ярового; знаки июля — как знаки всеобщего расцвета растений; знаки ноября (волнистые линии) — как знаки, указывающие на период осенних дождей на Украине.

Такое толкование подтверждается анализом символических изображений и цифровых знаков на глиняном кувшине из деревни Ромашки. Кувшин этот окаймлён двумя рядами орнамента. Верхний ряд состоит из символических изображений и небольших однотипных квадратиков, нижний ряд — из квадратиков и (в конце ряда) из  горизонтальных волнистых линий.

Изображения, помещённые в верхнем ряду, Б.А. Рыбаков расшифровывает как знаки, указывающие на языческие сельскохозяйственные праздники древних славян, квадраты же нижнего ряда — как дни, разделяющие эти праздники, а именно:

начало верхнего ряда — 2 мая — появление подземных ростков,

33 квадрата — 33 дня (включая особо выделенный праздничный день);

знак дерева — 4 июня — праздник Ярила («Семик»), соответствующий христианскому «троицыну дню»»

20 квадратов — 20 дней (включая шесть праздничных дней «недели русалок»);

знаки солнца и воды — 24 июня — праздник Купалы,

26 квадратов — 26 дней (включая праздничный день);

знак грома (шестиугольник) — 20 июля — праздник Перуна;

17 квадратов —17 дней (без праздничного дня);

знаки серпов и колосьев — 7 августа — праздник окончания жатвы.

Имеет определённое значение и число квадратов в верхнем ряду, а также деление их на пять групп. Всего в верхнем ряду 127 квадратов. А поскольку нижний ряд заканчивается 7 августа, это значит, что начало верхнего ряда отделено от 7 августа 127 днями, т.е. приходится на 1 апреля. Деление же верхних квадратов на пять групп даёт следующие даты,

начало 1 группы — 1 апреля — начало весенней пахоты.

25 квадратов — 25 дней;

начало 2 группы — 26 апреля — появление первых подземных ростков,

27 квадратов — 27 дней;

начало 3 группы — 23 мая — развёртывание листьев,

16 квадратов — 16 дней;

начало 4 группы — 9 июня — образование колосьев,

25 квадратов — 25 дней;

начало 5 группы — 4 июля — молочная зрелость зёрен,

34 квадрата — 34 дня;

конец 5 группы — 7 августа — окончание жатвы.

Вертикальные волнистые линии в верхнем ряду указывают наиболее желательные дни дождей, горизонтальные волнистые линии в нижнем ряду — желательность подпочвенной влаги в период, к которому относятся эти знаки.

В целом же ваза из Лепесовки, кувшин из дер. Ромашки и некоторые другие орнаментированные вазы и кувшины «Черняховской культуры» (например, кувшин из Малаешти) представляют собой, по Б.А. Рыбакову, древне-славянские сельскохозяйственные календари. Знаки же на этих кувшинах и вазах являются одной из разновидностей древнеславянских «черт и резов». Такое понимание «Черняховских знаков» выглядит очень убедительно, так как оно подтверждается точными цифровыми расчётами.