"Книги - это корабли мысли, странствующие по волнам времени и
бережно несущие свой драгоценный груз от поколения к поколению"
(Фрэнсис Бэкон)
В конце 862 г. к византийскому императору прибыло посольство от моравского князя Ростислава. Послы передали императору просьбу прислать в Моравию миссионеров, которые могли бы вести проповеди на понятном для моравов* языке вместо латинского языка немецкого духовенства.
Примечание *. Оставляет авторское написание при правильном "мораване". — Прим. ред. Конец примечания.
— Наши люди оставили язычество и приняли христианство, — с такими словами, согласно «Житию Кирилла», обратились к императору моравские послы. — Но у нас нет учителей, которые говорили бы проповеди на нашем языке. Поэтому пошли их нам, государь!
... Это было тревожное и смутное время раннего европейского средневековья.
Прошло уже около четырёх веков, как под напором германских племён распалась Западная римская империя, подточенная изнутри развитием феодальных отношений и грозными восстаниями рабов и колонов. А вместе с рабовладельческим Римом рухнула и вспоенная потом рабов великая античная культура. Блестящие города римских провинций пастели и разрушались, ремесла и торговля замирали, мощённые камнем дороги зарастали травой, шумные торговые порты превращались в рыбачьи посёлки. Грамотность сохранялась только среди духовенства и монашества. Наука и литература находились в тисках богословия.
На развалинах Римской империи возникли воинственные германские и иные «варварские» королевства. Единственное, что объединяло их, — это воспринятая от Рима христианская религия.
Повсеместное и быстрое обращение в христианство германских и других европейских племён было далеко не случайным. Наивные языческие верования были связаны с племенным строем. Между тем ещё в годы существования Западной римской империи у германских племён развились новые феодальные отношения.
Христианская религия к тому времени тоже перестала быть религией бедняков и рабов. Сделавшись ещё в Риме официальной государственной религией, христианство постепенно превратилось, по определению Ф. Энгельса, в наиболее общий синтез и наиболее общую санкцию существующего феодального строя1, в «интернациональный центр феодальной системы». Римско-католическая церковь «окружила феодальный строй ореолом божественной благодати. Свою собственную иерархию она установила по феодальному образцу, и, наконец, она была самым крупным феодальным владетелем, потому что ей принадлежало не менее третьей части всего католического землевладения»2.
Примечание 1. См. Энгельс Ф. «Крестьянская война в Германии» // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. т. VII. Изд.2, с.361. Конец примечания.
Примечание 2. Энгельс Ф. «Введение к «Развитию социализма от утопии к науке»» // Маркс К., Энгельс Ф, Избр. произв., т.II. М., 1955, с. 3. Конец примечания.
Всё более обострявшаяся борьба феодалов с пережитками племенного строя, с сохранившимися ещё остатками свободного крестьянства, а также борьба германцев и славян тоже облеклись в религиозные формы, в формы борьбы христианства с пережитками язычества. Опираясь на немецких феодалов, римские папы и немецко-католическое духовенство распространяли христианство среди соседних народов буквально огнём и мечом. При этом римская церковь в союзе с немецкими князьями всячески стремилась подавить у народов, обращённых ими в христианство, развитие национальной культуры, языка и письменности. Только три языка — латинский, греческий и еврейский — считались Римом достойными священного писания; в обоснование обычно указывалось, что надпись на кресте, на котором был распят Христос, была начертана по-латински, по-гречески и по-еврейски. В соответствии с этим все богослужение велось в западно-христианских церквах на непонятном для населения латинском языке.
Страны, принявшие от Рима христианство, сразу же наводнялись чуждыми народу алчными немецко-католическими прелатами и аббатами. Церкви, и монастыри захватили огромные поместья, облагали население обязательной десятинной данью, не говоря о прочих налогах и поборах. А вслед за церковниками появлялись немецкие князья. Опираясь на поддержку родственного им духовенства, они стремились присоединить обращённые в христианство страны к своим владениям, а жителей превратить в колонов — крепостных.
Другой христианский центр находился на Востоке, в Византийской империи. В отличие от Рима и германских феодальных государств здесь в большей мере сохранялись традиции античной образованности и культуры, продолжали существовать крупные города, многочисленные школы, развитые ремесла и торговля.
Подобно древнему Риму Византийская империя тоже страдала от натиска соседних племён и народов: славян — с северо-запада, гуннов, вандалов, лангобардов и норманнов — с запада, персов — с востока, арабов, а впоследствии турок — с юго-востока. В основном две причины задержали её падение почти на тысячелетие. Одной из них было выгодное положение Византии на стыке торговых путей из Европы в Иран, Индию, Китай. Это способствовало притоку в Византию огромных богатств, создавало возможность подкупа соседних племён, натравливания их друг на друга, содержания больших наёмных войск для охраны границ и для подавления восстаний рабов и колонов.
Другой причиной была выработанная в течение столетий искусная и гибкая политика византийских императоров. Ведя с соседями почти непрерывные войны, Византия в то же время всячески стремилась подчинить их своему политическому и культурному влиянию. Так, византийские императоры не препятствовали мирному расселению славян на территории империи, охотно включая смелых в бою славянских воинов в свои войска, и даже допускали славянскую знать к участию в государственном управлении. Это оживляло и омолаживало ветшавший организм Византийской империи, повышало её сопротивляемость натиску воинственных соседей.
Едва ли не самым главным орудием византийского влияния на славянские народы было распространение среди них христианской религии с её проповедью непротивления злу и безропотной покорности властям. Однако, в отличие от Рима, обладавшего поддержкой германских феодалов, Византия видела в христианском учении почти единственное средство обуздания своих воинственных соседей; поэтому она стремилась распространять христианство гораздо более осторожными и дипломатичными методами.
Византийское духовенство не взимало с населения обязательного десятинного сбора и существовало в основном на «доброхотные даяния» прихожан. Восточно-христианская церковь и Византия не препятствовали, а даже способствовали созданию у обращённых ими в христианство народов своей письменности3, развитию на этой основе народной культуры, переводу на местные языки богослужебных книг и даже отправлению церковных служб на этих языках вместо греческого.
Примечание 3. Так, под восточно-христианским влиянием были созданы: коптское письмо египетских христиан (II-—III вв.), готское письмо (епископом Вульфилой в IV в.), армянское письмо (в начале V в. епископом Месропом Маштоцем), а в середине IX в. — славянское письмо. Конец примечания.
Поэтому естественно, что славянские народы больше тяготели к восточной византийской, чем к западной римской церкви. Это, вероятно, и послужило главной причиной моравского посольства к императору Михаилу.
Однако существовала и другая, может быть, не менее важная, цель этого посольства. Такой целью было стремление моравского князя укрепить политические связи с могущественной Византийской империей, создать возможность получения от неё военной помощи против особенно усилившегося за эти годы немецкого натиска.
За тридцать с небольшим лет до посольства в Византию, в 830 г., моравские племена были объединены князем Моймиром, создавшим обширное Великоморавское государство со столицей в Велеграде. Наследовавший Моймиру в 846 г. его племянник Ростислав вскоре после вступления на престол принял от Рима христианство. Почти одновременно с моравами объединились под властью князя Прибины и тоже приняли христианство их южные славянские соседи — словаки. Ко времени моравского посольства столицей словаков стал город. Блатно, а князем — наследник Прибины Коцел.
Археологические раскопки, проведённые за последние годы в Чехословакии4, показали, что в Моравии IX в. существовало уже не менее десяти крупных городов, расстояние между которыми не превышало в среднем 40—60 км. В городах этих были найдены многочисленные церкви и другие каменные постройки, следы разнообразных ремёсел, развитой внутренней и международной торговли. Материалы раскопок характеризуют Моравию IX в. как крупное и сильное государство с развивающимся феодальным строем.
Примечание 4. Третьяков П.Н. «Новые данные о Великоморавском государстве» // Вопросы истории. 1961, №5; Poulik J. «Vellkomoravské hradište Mikulcice.» Brno, 1962, Конец примечания.
Встревоженный усилением Моравии и независимой политикой Ростислава, король Людовик Немецкий попытался силой положить конец деятельности славянского князя. Попытка эта кончилась неудачей. Ростислав, перейдя в наступление, не только отразил натиск немцев, но даже расширил границы своего княжества до пределов Болгарии. Тогда Людовик начал переговоры с болгарским князем Борисом о военном союзе против Моравии. Ростислав, вероятно, знал об этих переговорах, которые уже в следующем, 864 г. привели к одновременному вторжению в Моравию немецких и болгарских войск. Поэтому Ростислав стремился заранее заручиться поддержкой могущественной соседки Болгарии — Византии; ведь только Византия могла удержать болгар от союза с немцами. К тому же Ростислав, естественно, опасался и обративших его в христианство немецких проповедников. Он не без основания подозревал, что они пришли в Моравию не только как служители евангелия, но и как разведчики германских князей. Он знал, как легко меняли католические монахи христианские крест и посох на германские панцирь и меч.
Таковы были, вероятно, политические причины моравского посольства в Византию. Недаром во главе этого посольства был поставлен племянник и наследник Ростислава Святополк.
Просьба Ростислава о присылке миссионеров соответствовала интересам Византии, давно стремившейся распространить своё влияние на западных славян. Ещё больше соответствовала она интересам византийской церкви, отношения которой с Римом в середине IX в. становились все более враждебными. Как раз в год прибытия моравского посольства отношения эти настолько обострились, что папа Николай даже публично проклял патриарха Фотия.
Упорная и долгая борьба римских пап и византийских патриархов за влияние и власть в христианском мире приобрела впоследствии более пристойные формы богословско-схоластических расхождений, например: происходит ли дух святой только от бога-отца или же и от сына; могут ли священники вступать в брак; какое тесто следует применять при причастии — пресное или квасное. Но в середине IX в. эта борьба имела неприкрытый характер. А одним из её важнейших объектов были ещё только переходившие в христианство южные и западные славяне.
Особенно ярко проявилась эта борьба в Болгарии. Так, в 865 г., т.е. через три года после моравского посольства, Болгария приняла христианство от Византии. Однако уже в 866 г. болгарский князь Борис, прельстившись посулами Рима, порвал с византийской церковью и пригласил римских священников. Наконец, ещё через четыре года, в 870 г. Борис, разочаровавшись в Риме, изгнал его представителей и снова признал главенство византийских патриархов. Моравия была дальше от Византии, чем Болгария. Влияние Рима там было гораздо прочнее. Оно опиралось, кроме того, на мощную поддержку немецких феодалов. Но тем заманчивей было для Византии, воспользовавшись посольством к Ростиславу, попытаться оторвать Моравию от Рима. А для мстительного Фотия это было бы к тому же великолепным ответом на проклятие папы Николая. Поэтому император Михаил и патриарх Фотий с большой радостью приняли просьбу Ростислава и направили в Моравию своими миссионерами учёного македонянина Константина Философа и его брата Мефодия.
Михаил и Фотий не случайно выбрали в качестве миссионеров братьев Константина и Мефодия. Это было вызвано тем, что Константин уже имел богатый опыт миссионерской деятельности и показал себя в ней блестящим диалектиком и дипломатом Выбор этот был обусловлен также тем, что братья, происходя из полуславянского-полугреческого города Солуни, прекрасно знали славянский язык.
— Ведь вы оба солуняне, — заявил братьям император. — А солуняне все говорят по-славянски!