ВЕЛИКОЕ КНЯЖЕСТВО ЛИТОВСКОЕ

Возрождение книгопечатания в Литве и необычайный его расцвет к концу XVI в. были вызваны благоприятными явлениями в политической, экономической и культурной жизни страны. Одним из них стало вступление на великокняжеский престол сына Жигимонта I Старого − Жигимонта Августа. В отличие от отца он был равнодушен к религии и с терпимостью относился к протестантизму и другим вероучениям. Такую же политику проводил и его преемник Стефан Баторий. Требование терпимости и равноправия всех религий было провозглашено на сессии Варшавской конфедерации 1573 г., предоставившей шляхте свободу вероисповеданий. Это право было узаконено Третьим Литовским Статутом 1588 г.

В одном из своих донесений папской курии нунций Ф.Руджиери в 1568 г. с тревогой пишет, что после распространения Реформации в Восточной Пруссии, в Польше, а затем и во всех ее провинциях «появилось много новых и отвратительных ересей ... так как все секты сбежались сюда и восстановили здесь древнюю Вавилонскую башню».

С другой стороны, закончившийся в 1563 г. Тридентский собор открыл период контрреформации, всеобщего наступления католической церкви как на «еретиков» (протестантов), так и на «схизматиков» (православных).

Таким образом, во второй половине XVI в. в Литве завязался сложный узел различных политических, социальных и религиозных противоречий, что привело к обострению идеологической борьбы и, что еще важнее для нас, печатное слово впервые в истории Литвы стало широко использоваться всеми враждующими лагерями. Католическая церковь, поддерживаемая правительством, начала устно и печатно вести активную полемику со своими противниками.

Лагерь Реформации, который, кстати, первым прибег к использованию печати в идеологической борьбе, был довольно пестр по своим воззрениям и социальному составу. Наряду с консервативными направлениями в Реформации действовали и радикальные направления − ариане-антитринитарии, левое крыло которых − так называемые Литовские братья − даже выдвинули требование ликвидации крепостного права (267, 16-18). Между прочим, идеологи антитринитаризма впервые в Литве выдвинули также лозунг свободы печати.

«Война религий» была не единственным катализатором развития книгопечатания в Литве. Не менее важным было распространение идей гуманизма и рост просвещения. Гуманисты, особенно заметно проявившие себя в пропаганде светской науки, были также и страстными библиофилами, истинными ревнителями книги. Пример подавал сам великий князь Жигимонт Август, воспитанный своей матерью Боной Сфорца в духе итальянского Ренессанса. Двор великого князя в Вильнюсе стал центром культурной жизни. При его новом дворце была богатая библиотека. Во дворце происходили не только пиры, торжества, маскарады, но и концерты, литературные вечера, даже религиозные диспуты, в которых участвовали представители противоположных конфессий. Гуманистические взгляды проникали и в среду церковных иерархов. Так, на вильнюсского епископа-суфрагана (заместителя), доктора Георгия Альбиния была подана жалоба папе за то, что он ввозил в Литву и хранил еретическую литературу. А у жемайтийского каноника М. Даукши были обнаружены «Пословицы» Эразма Роттердамского и другие запрещенные католической церковью книги.

Гуманистам принадлежит и первая попытка организовать в Вильнюсе высшую светскую школу. Приверженец гуманизма юрист и поэт Пётр Роизий около 1566 г. реорганизовал при поддержке литовского канцлера приходскую школу при костеле св. Иоанна в высшую юридическую школу, позднее закрытую иезуитами. Другой гуманист Симон Будный в комментариях к Катехизису решительно высказался против монополии церкви в просвещении и против оторванной от жизни церковно-мо-настырской системы образования, требуя основать светские школы, доступные для всех слоев населения (227,154-155).

Новые школы готовили тысячи новых читателей с более разнообразными, чем прежде, духовными потребностями. В статуте Вильнюсской диоцезии 1528 г. настоятелям католических церквей предписывалось «построить и оборудовать соответствующие требованиям и удобные школы, и дома-общежития для учащейся молодежи» и учить в них «на равных началах на двух языках - литовском и польском» (559, 130). Однако в то время еще не сложились условия для выполнения этих указаний.

В XVI-XVII вв. в Великом княжестве Литовском фактически не было единой системы образования, а действовали и конкурировали между собой три системы: католическая (иезуитская), протестантская и православная, причем каждая преследовала не только просветительские, но и идеологические цели. Победы в идеологической борьбе добивались и вильнюсский епископ В.Протасявичус и, конечно, орден иезуитов, учреждая 17 июля 1570 г. в Вильнюсе иезуитскую коллегию, которая в 1579 г. была преобразована в высшую школу − академию и университет (Alma academia et universitas Vilnensis Societatis Jesu) (329,14-27).

Согласно документам из архива иезуитов, «кроме Вильнюса, нет другого столь известного ... города, к тому же одинаково близко расположенного к Москве, Татарии и Швеции, где нет университетов или знаменитых школ... В Вильнюсе, в Литве и по соседству с ней проживает множество разных народностей, которые иезуиты смогут просвещать ... Академия также очень нужна и для того, чтобы защищать учение Христа от ариан, сакра-менталистов (протестантов. − Л.В.), анабаптистов, а также от схизматиков (православных. − Л.В.), которых можно возвратить в лоно костела» (116,14). Университет, несмотря на узкие рамки, которыми ограничивали его деятельность иезуиты, все же сыграл определенную положительную роль в истории просвещения, культуры и науки литовского, белорусского, украинского, польского и других народов.

Стремясь взять дело просвещения в свои руки, иезуиты начали одну за другой учреждать коллегии во всем Великом княжестве Литовском: в Полоцке (1580), Несвиже (1584), Орше (1611), Гродно (1621), Новогрудке, Даугавпилсе (1632), Витебске (1641), Каунасе (1642) и других местах. В иезуитских академиях и коллегиях основным языком обучения была латынь. Малые коллегии имели три класса, большие − пять. В первых трех классах, кроме основ религии, ученики обучались латинскому языку, а в других классах получали основы знаний античной и средневековой литературы, истории, мифологии, географии и греческого языка. В академии главным факультетом был теологический. На философском факультете преподавали метафизику, логику, этику, математику, историю, географию, латинскую и греческую грамматику, риторику и поэтику. Этот факультет считался подсобным, подготовительным для факультета теологии. Обязательный для университета юридический факультет начал действовать только с середины XVII в. Медицинский же так и не был открыт.

Простому народу эти коллегии, а тем более университет были почти совершенно недоступны. Народ должен был довольствоваться редкой сетью приходских школ, где давали элементарные навыки письма и чтения и, конечно, знание основ религии. Лишь кое-где там преподавали литовский и русский языки.

Открывая свои учебные заведения, иезуиты делали все, чтобы помешать организации православных и протестантских школ. Так, вильнюсский епископ даже добился в 1577 г. у Стефана Батория привилегии, по которой он один мог учреждать и содержать школы в Вильнюсе. Однако запрет практически не мог быть осуществлен, так как по магдебургскому праву города обладали значительной самостоятельностью. Что же до феодалов, то они в своих юрисдиках*{В Вильнюсе и в других городах с магдебургским самоуправлением были три основных юрисдики (т.е. юрисдикции): юрисдика магистрата, охранявшая права горожан, замковая юрисдика, охранявшая прерогативы феодалов, и церковная юрисдика (епископа, капитула, монастыря и т.п.). В районе города, где функционировала одна из юрисдик, действовали и соответствующие судебно-административные системы.}, в городах и, конечно, поместьях могли делать все, что им вздумается. Этим и пользовались протестантские и православные феодалы и городские самоуправления. Большим ревнителем светского образования был С.Будный. Обращаясь к литовским магнатам, он напоминал, что они должны не только заботиться о своих по до-печных, но и обеспечивать их образованием. Сторонник Реформации Миколай Радвила (Радзивилл) Черный на принадлежавшей ему городской земле в Вильнюсе в 1557 г. организовал кальвинистскую общину с синодом, а при ней − среднюю школу, ко-горую его родственник великий гетман княжества Миколай Радвила Рыжий хотел преобразовать в высшую школу. При этой общине и школе была хорошая библиотека.

На периферии кальвинистские школы возникали там, где их опекал какой-нибудь магнат, поддерживавший Реформацию. Например, симпати-шровавший арианам Ян Кишка в 1573 г. пригласил в принадлежавший ему Лоск С.Будного: с его помощью Лоск стал на короткое время арианским центром просвещения и печати (464, 226). Другой влиятельный кальвинист канцлер Великого княжества Литовского Евстафий Волович ввел на :воих землях обязательное обучение для детей в возрасте от 9 до 15 лет. София Внучек, также сторонница кальвинизма, организовала в своем поместье Шилува школу с интернатом и обеспечивалa стипендиями тех, кто хотел готовиться в священники. Могущественный Христофор Радвила, желая сделать свою резиденцию в Биржай политическим и культурным центром, организовал там в 1597 г. гимназию, где квалифицированные педагоги преподавали латинский и греческий, немецкий и польский языки, а также философию, поэтику, риторику, диалектику, математику, историю, ориспруденцию и, конечно же, основы теологии. В 1625 г. по инициативе другого сторонника кальвинизма Христофора II Радвилы была открыта школа в Кедайняй, позднее реорганизованная в гимназию 493, 75). Другую кальвинистскую гимназию он строил в Слуцке. Эти школы всецело зависели от юддержки магнатов и в большинстве случаев существовали недолго.

Среди православных горожан Речи Посполитой инициативу в распространении просвещения и организации школ взяли на себя православные братства. Больше всего преуспело в этом деле вильнюсское православное Братство, вначале называвшееся по церкви, при которой оно было создано, − Троицким, а после того, как церковь св. Троицы была отнята у православных и передана униатам, − Святодуховским братством (по монастырю св. Духа). Устав Братства был одобрен в 1588 г. константинопольским патриархом Иеремией, а год спустя утвержден королем (321, 28). В 1585 г. усилиями Братства при этом монастыре была открыта школа, а затем и типография. Довольно скромная школа вскоре выросла в коллегию. Педагогов приглашали из Львова, Бреста Литовского и других мест. Среди них были такие высокообразованные люди, как Мелетий Смотрицкий, преподававший риторику, диалектику и латинский язык, или братья Лаврентий и Степан Зизании − гуманисты, критики церковного обскурантизма, пропагандисты светских наук. При поддержке князя Богдана Огинского православные школы действовали некоторое время в Евье (Вевисе) и Кронях. Преподавали там чтение и письмо, церковнославянский и греческий языки, арифметику, грамматику, церковные песнопения, закон божий. В братских школах больших городов (Вильнюс, Львов и другие), кроме того, обучали и латинскому языку, а также семи свободным искусствам. До нас дошел устав луцкой братской школы, составленный, видимо, по общему образцу для всех таких школ. Устав показывает, что по сравнению с иезуитскими школы русских братств были более демократичны. Например, если в иезуитских коллегиях дети магнатов имели некоторые привилегии, а дети низших сословий должны были им даже прислуживать, в братских школах придерживались принципа: «Учитель должен и учить, и любить детей всех одинаково, как сыновей богатых, так и сирот убогих .. . Учить их сколько кто по силам научиться может, толь не старательне об одних, нежели о других».

Возрождению книгопечатания в Литве способствовали также расширение книжной торговли, развитие местного производства бумаги и переплетного дела.

В первой половине XVI в. книжная торговля в Вильнюсе и других городах Литвы находилась еще в зачаточном состоянии. Влиятельный литовский магнат Альбертас Гоштаутас (Гаштольд) покупал в 1511 г. новые книги для своего собрания не в Вильнюсе, а в Пётркуве, где в то время происходил литовско-польский сейм (453, 353-357). Великий князь литовский Жигимонт Август, составляя в середине XVI в. библиотеку вильнюсского дворца, воспользовался услугами краковских, а не вильнюсских книготорговцев, разослав своих агентов-скупщиков за рубеж. Вероятнее всего, ни вильнюсские, ни даже краковские книготорговцы не сумели удовлетворить разносторонние запросы князя. Видимо, поначалу торговля книгами в Вильнюсе была не самым прибыльным делом, и лишь впоследствии выделилась в особую отрасль. В Речи Посполитой оборот книжной торговли во второй половине XVI в. был больше, чем в первой его половине, но в целом занимал еще очень скромное место в общем товарообороте и лишь незначительно превышал оборот от продажи «карточной игры» (553,191).

Прибывали со своим товаром в Литву и книготорговцы из ближних центров книгопечатания и книжной торговли. Важную роль в связях вильнюсского книжного рынка с Западной Европой сыграла Познань. Известно, что в 1512 г. вроцлавский книготорговец Франциск Клош заключил какую-то сделку с неким Войцехом Литвином, а в 1519 г. познаньский городской суд расторг его договор с другим вильнюсским купцом, обозначенным в решении суда как «Гаврила из Вильны». Три года спустя Клош возобновил торговые сношения с Вильнюсом через некоего «Фермана Литвина» (386,26). Эти связи с Познанью продолжались и во второй половине XVI в. Например, познаньский купец Христофор Патрус, известный по документам 1579 г., доставил в Вильнюс партию книг по заказу местных торговцев Войцеха Фрелиха и Станислава Богдана. В конце XVI в. через познаньского торговца Стефана Винклера приобретал книги вильнюсский печатник и переплетчик Яков Маркович (Моркунас).

Поддерживали вильнюсские книготорговцы коммерческие связи и с Краковом. В 1566 г. краковский книгоиздатель Матвей Вержбента выдал доверенность на продажу его книг вильнюсскому горожанину Яну Картеле. Вильнюсский книготорговец Якуб Максимович продавал в Вильнюсе львовские и острожские издания Ивана Федорова (221, 36-37). В 1590 г. видные краковские предприниматели Яков Зибенэйхер и Ян Шарффенберг установили деловые связи с вильнюсским издателем Яном Карцаном и книготорговцем Станиславом Богданом (537,271). Налажены были связи и с Кенигсбергом.

Благодаря посредничеству познаньских, краковских и кенигсбергских купцов западноевропейский книжный рынок стал доступнее литовскому читателю. Некоторые видные европейские издательства пытались установить и прямые, непосредственные контакты с Вильнюсом. Можно назвать люнебургское издательство Штернов, основанное в 1580 г., которому предстояло позднее, в XVII-XVIII вв., приобрести значительную известность (574,196-197).

Особенно оживилась книготорговля и возрос спрос на книги в связи с распространением в Литве идей Реформации. Одновременно, с 1523 г., все активнее становились усилия государства и католической церкви взять под контроль поток ввозимой литературы.

Но, невзирая на строжайшие запреты, эта литература находила в Литве своего читателя. Вступление на престол более терпимого Жигимонта Августа сказалось и на книготорговле: она стала несколько свободнее. Спрос на протестантскую литературу удовлетворялся доставкой крупных партий из-за рубежа. Но и этого оказывалось недостаточно. Поэтому то здесь, то там возникали местные типографии.

С началом контрреформации книжная торговля вновь подпала под жесткий контроль церкви и государства. Особенно свирепствовал вильнюсский епископ Георгий Радвила. Начались проверки книжных лавок, повальная конфискация и уничтожение книг. Об этом с удовлетворением сообщал 15 сентября 1581 г. папский нунций в Польше И.А.Каллигарий: «Вильнюсский монсиньор (епископ. − Л.В.) предпринял шаги к конфискации всех еретических сочинений, принадлежавших одному книготорговцу, продававшему их в подвале родительского дома. Они были публично сожжены при шумном одобрении католиков. Теперь никто не смеет заниматься в этом городе книгопечатанием без разрешения монсиньора или его заместителя» (368,742). Но, невзирая на гонения, книготорговля продолжала развиваться. Все чаще в продаже, наряду с завезенными книгами, оказывалась и местная продукция.

По данным историка иезуитского ордена С.Ростовского, уже в 1600 г. в Вильнюсе действовало несколько книжных лавок (548,192). В середине XVI в. цены на книги были еще достаточно высоки, хотя и гораздо ниже, чем в начале века. Агенты Жигимонта Августа, закупая для него книги за рубежом, платили в среднем два флорина за экземпляр. В эту сумму входили и транспортные расходы. Любопытно сравнить это с ценами на скот. Два флорина обменивались на 48 литовских грошей. За эти деньги можно было купить несколько баранов. Лошадь стоила от 120 до 240 грошей, бык − 100-120 грошей и т.д. (453, 56-64).

По описи имущества вильнюсского книготорговца Казимира Вержбовского, умершего в 1666 г., можно составить себе представление об ассортименте обычной книжной лавки. Он был довольно скуден − всего 150 названий. В лавке было 1070 экземпляров книг общей стоимостью 850 злотых. В основном книги на латинском, греческом и польском языках, главным образом молитвенники. Есть несколько изданий классиков (из тогдашнего школьного обихода): Цицерона (62 экземпляра), Овидия (12). В описи упоминаются и учебники: 79 букварей, 45 различных грамматик и т.д. Цены высоки, особенно на переплетенные книги. Например, «Градуалы» и «Антифонары» оценены в 30 злотых за экземпляр, Литовский Статут − в 7 злотых 15 грошей. Для сравнения: бархатная шапка, отделанная соболем, стоила 12 злотых, сабля с серебряной насечкой − 6 злотых, мушкет − 3 злотых (13).

Такая же картина выявляется из описи имущества вильнюсского бургомистра Стефана Лебедича (1649). Латинский словарь оценен в 15 злотых, польская Библия ин-фолио − в 12, греко-латинский словарь − в 3 злотых, собрание сочинений Цицерона − 1 и т.д. Острожская Библия Ивана Федорова стоила столько же, сколько кафтан с серебряными пуговицами или стенные часы − вещь по тем временам очень ценная. За том Цицерона (1 злотый) можно было купить четыре сабли в простых ножнах. Правда, некоторые книги, которые сейчас считаются уникальными, были дешевы. Например, Апостол Ф.Скорины оценивался в списке книг Лебедича всего в 10 грошей. Скорее всего, эта скромная малоформатная книжка была в мягком переплете. Формат и оформление в значительной степени определяли стоимость книги. Бумага была все еще дорога, как и труд переплетчика. В описи имущества Лебедича молитвенник ин-октаво, изданный Мамоничами, оценен всего в 6 грошей. Та же самая книга, но в богатом переплете, стоит уже цельш злотый. В общем же, цены на книги еще слишком высоки и можно согласиться с историками, утверждающими, что в XVI и даже XVII в. из-за дороговизны книга была доступна лишь узкому кругу состоятельных людей (156, 505-506).

В упомянутой описи имущества книготорговца К.Вержбовского указан комплект переплетного инструмента. Переплетчики обычно в той или иной степени занимались и книжной торговлей. Сам К.Вержбовский даже был старостой цеха переплетчиков (546). В Западной Европе до изобретения книгопечатания переплетным делом занимались в основном в монастырях. В Литве их было мало, а в эпоху Реформации они здесь вообще сошли на нет и стали возрождаться лишь к концу XVI − началу XVII в. Так что развитие переплетного дела в Литве было связано с мастерами-мирянами. Почти никаких данных о литовских переплетчиках XVI в. нет. Но сами переплеты свидетельствуют о достаточно высоком уровне их исполнения. Можно утверждать, что книги из библиотеки Жигимонта Августа переплетались не только краковскими, но и вильнюсскими переплетчиками, и что изящный орнамент, вытисненный на кожаных обложках, − дело рук вильнюсских мастеров-граверов (482,112-115). Высокое искусство вильнюсских ювелиров и граверов известно уже в XV в. В 1545 г. в Вильнюсе был вновь открыт монетный двор, который без значительных перерывов действовал до 1629 г. (420, 73). Вокруг него сплотились опытные граверы и ювелиры, сложилась целая местная школа. Все это создавало почву для развития не только переплетного ремесла, но в дальнейшем и самого книгопечатания. Ведь граверы нужны были и для эформления книг. Предполагают, что переплетчики объединились в Вильнюсе в цех в конце XVI в. (546,7). Первое прямое и конкретное упоминание о переплетчике относится к 1579 г. Яков Маркович (Моркунас) в одном из писем называет себя пере-тлетчиком на службе у Миколая Зеновича. Ошмянский вельможа М.Зенович был страстным библиофилом и даже нанял собственного переплетчика.

Поскольку старый устав цеха переплетчиков затерялся во время войны (1655), старшины вильнюсского переплетного цеха Элия фон Тиль и Казимир Вержбовский обратились к великому князю Литовскому и королю Польскому Яну Казимиру с просьбой о новом уставе. Переплетчики жаловались, что «раньше в их братстве и цехе царил порядок, а теперь в их ремесле одни сплошные неурядицы. В город Вильнюс ... ввозят разные книги еретиков.. . продаваемые во многих лавках. Гакже евреи переплетают христианские книги. Этими и другими противозакониями .. . причитается много обид мастерам упомянутого цеха переплётчиков».

Король удовлетворил просьбу и предоставил 8 июня 1664 г. вильнюсскому цеху переплетчиков соответствующую привилегию, а через 8 месяцев бургомистры и городские советники Вильнюса утвердили новый устав цеха, аналогичный запад-юевропейским. Членом цеха мог стать только католик. Все члены цеха («братья») должны были регулярно собираться на молебен и делать пожертвования на содержание священника. Подмастерья из в неделю приходили со свечами в церковь св. Себастьяна на проповедь. Как мы увидим дальше, власти светские и церковные использовали цех для борьбы с распространением книг антикатолического содержания.

Мастеру разрешалось держать не более трех подмастерьев (с особого разрешения − четырех). Подмастерье, чтобы стать мастером, должен был, по установившейся цеховой традиции, совершить 2-недельное странствие, и лишь затем получал право на экзамен. Если он возвращался из странствия раньше срока, то терял это право. Испытания проводились опытнейшими мастерами − главами цexa. Испытуемый должен был сделать несколько переплетов, различных по формату и отделке. Если мастера положительно оценивали работу, то испытуемый мог стать мастером. Но для того, чтобы открыть собственную мастерскую, надо было располагать некоторым начальным капиталом. Подмастерье не имел права открывать свою переплетную без разрешения мастера. Непослушание караюсь строго: исключением из цеха. Подмастерье, фишедшийся «не ко двору» у одного мастера, не имел возможности найти работу у другого. Опоздания, препирательства с мастером совершенно исключались. Строжайший запрет был наложен на пьянство и «баловство». Попытки работать «на сторону» сурово пресекались. Уличенный в этом подмастерье обязан был возместить цеху убытки. целый параграф устава посвящен охране денежных интересов и монопольных прав мастеров и цеха. Строго запрещалось нахождение постороних лиц в переплетной. Важен и такой пункт: «Если чужой переплетчик из другого города. .. привезет : Вильну переплетенные книги и тайно продаст их библиофилам во вред королевской казне и в убыток цеху, то старостам цеха дозволяется книги те отнять и отдать половину городу, половину цеху».

Однако закрепить подобную монополию на фактике было очень трудно, да и город не подлежал единой юрисдикции. Поэтому цех выхлопотал себе у короля Яна Казимира новую привилегию. Она датирована 12 апреля 1676 г. и тесно увязывает политические и идеологические интересы властей и церкви с экономическими интересами переплетного цеха. По этой привилегии члены цеха обязаны ежегодно собираться в день св. Николая и избирать из своей среды двух старост, обязательно католического вероисповедания. Старосты призваны следить за соблюдением устава, вершить суд над его нарушителями, ведать цеховой казной и приемом новых членов. Подмастерья обязаны предъявлять свидетельства о.происхождении и вероисповедании. Еретикам и иудеям запрещалось переплетать книги и иметь книжные склады. Обнаруженные у них книги подлежали конфискации: «Каждый, кто хотел бы заниматься переплетным делом, обязан вступить в цех. Иначе его инструмент конфискуется». Вильнюсский епископ, воеврда и магистрат оказывали цеху помощь в осуществлении этой привилегии.

Светские власти и церковь, объединившись, помогли цеху переплетчиков расправиться с конкурентами − диссидентскими и еврейскими мастерами.

В библиотеках Литвы хранятся десятки тысяч книг XVI-XVII вв. Основная масса их была переплетена в Вильнюсе. Лишь незначительная часть переплетов выполнена действительно художественно. В первую очередь это - богослужебные книги. Переплетами для массивных фолиантов служат доски, обтянутые кожей и отделанные инкрустациями, металлическими углами и застежками. Переплеты свидетельствуют о высоком мастерстве вильнюсских ремесленников и нисколько не уступают западноевропейским образцам. Есть (правда, в незначительном количестве) и так называемые библиофильские издания. Некоторые представители литовской знати и высшего духовенства по примеру Жигимонта Августа, отдавали свои книги в переплет, заботясь о соблюдении определенного стилевого единства - с роскошной отделкой, тисненым орнаментом и личным суперэкслибрисом. И в Польше, и в Литве в XVI в. искусство библиофильского переплета испытывало различные влияния − итальянское и немецкое. В XVII в. немецкое влияние окончательно восторжествовало на всей территории Речи Посполитой. Одновременно начался глубокий упадок самого искусства переплета (580,134). Даже в библиотеке такого видного знатока и любителя книги, как великий гетман Литовский Лев Сапега, большинство изданий переплетено в картон, обтянутый пергаменом, с единственным украшением - личным суперэкслибрисом, гербом владельца.

Важным условием книгоиздательской деятельности в Литве стало развитие бумажной промышленности. Первая бумажная мельница была построена в Вильнюсе в 1524 г. швейцарцем Саном Вернартом неподалеку от замка на берегу Вильняле. Арендаторы ее неоднократно менялись. В 1610 г. она сгорела (481, 57). Карл Вернарт (скорее всего, брат С.Вернарта) выстроил одновременно бумажную мельницу и в Павильнисе. В 1555 г. она перешла к бумажных дел мастеру Петру Буйвидасу, а еще через 30 лет к состоятельному и знатному вильнюсскому горожанину Луке Мамоничу. Он сам был издателем, и мельница обслуживала его типографию. Эту бумагу легко опознать по водяному знаку - инициалам Льва Сапеги (покровителя Мамонича), его полному имени, титулу и гербу. После смерти Луки Мамонича в 1606 г. мастерская переходила из рук в руки, наконец, в XVIII в. она попала к доминиканцам и в 1748 г. сгорела. Можно предположить, что Мамонич задался целью сосредоточить в своих руках всю бумажную промышленность и торговлю. Размах работы павильнис-ской мастерской не удовлетворял его, и он арендовал еще одну бумажную мельницу − возле замка. Около 1590 г., получив привилегию от Сигизмунда III, он построил новую каменную мельницу на своем участке в Павильнюсе. После смерти Мамонича и эта мельница не раз меняла владельцев.

Качество бумаги не было высоким, и Лука Мамонич закупал ее в больших количествах на ярмарках Познани, Люблина, Гамбурга и других городов и доставлял в Вильнюс. Не забывал он и о других литовских производителях бумаги. Например, приобретал ее в Каунасе у хозяина тамошней бумажной мастерской Георга Рейнера, а также у магната Христофора Деспот-Зеновича, который в 1590 г. организовал выпуск хорошей бумаги − на ней впоследствии Мамоничи печатали Литовский Статут (481,90).

Каунасская бумажная мельница впервые упоминается в одном документе 1577 г.: каунасский староста Ян Карл Ходкевич подарил мастеру Георгу Рейнеру участок под Гарлявой на берегу реки Еси и предоставил ему право рубить казенный лес. Согласно дарственной, мастерская на 10 лет освобождалась от податей и налогов. По истечении срока Рейнер должен был давать в оплату этих льгот 10 дестей бумаги в год для канцелярии великого князя и 5 дестей - вильнюсскому воеводе. Акт был утвержден в 1579 г. Стефаном Баторием, а еще десять лет спустя − Сигизмундом III. Г.Рейнеру был присвоен титул «Поперник господарский повету Ко-веньскаго». Некоторые историки (481, 74) без особых оснований считают эту мельницу казенной или полуказенной. Она, несомненно, была частной, но органы власти предоставили ей некоторые льготы в обмен на определенные услуги.

В 1590 г. Г.Рейнер построил на реке Есе новую, более крупную мельницу. Ее бумага с филигранью, изображающей маленького и большого витязей, получила распространение по всей Литве. С конца XVI в. в Каунасе работала и третья бумажная мельница. Она принадлежала магистрату и выпускала хорошую бумагу с водяными знаками: гербом городского старосты Альбрехта Радвилы (позднее − его жены Анны Радвилы) или надписью «Civitatis Caunensis». Предприятие Г. Рейнера около ста лет принадлежало этому семейству. В XVIII в. оно, видимо, попало в другие руки, и качество бумаги сразу резко упало.

Короткое время в Рокантишках под Вильнюсом изготовляло бумагу хорошего качества предприятие мастера Яна Тохтермана, приехавшего из Восточной Пруссии, однако в 1655 г. оно сгорело.

В XVII в. этой доходной отраслью хозяйства заинтересовались некоторые крупные магнаты: Радвилы, Сапеги, Бжостовские, Пацы, Ходкевичи. Сами они обычно не занимались мельницами, а сдавали их в аренду. Бумажные мельницы Радвил стояли в разных поместьях этого многочисленного и очень богатого рода. В начале XVII в. Януш Рад-вила построил бумажные мельницы в своих поместьях в Биржай и Дубингяй. Водяные знаки с его гербом, именем и фамилией можно встретить на бумаге начиная с 1616 г. Действовали его мельницы недолго. Третье подобное предприятие, которым владели представители этого рода, существовало, по всей вероятности, в XVTI в. в другой их резиденции − Кедайняй.

Заслуживает упоминания предприятие литовского канцлера Льва Сапеги, основанное в Рожанах в 1607 г. Эта мельница действовала на протяжении всего XVII в., выпуская бумагу хорошего качества, имевшую большой спрос на рынке. Последнее упоминание о ней относится к 1747 г. (481, 91). Сапега сдавал ее в аренду. Одним из арендаторов был Георг Тохтерман, сын уже известного нам Яна. Другая бумажная мельница, принадлежащая Сапегам,− гольшанская, построенная в самом конце XVI в. Она была значительно расширена в начале XVII в. и вплоть до смерти канцлера Павла Сапеги в 1635 г. выпускала бумагу различных сортов, в том числе и для печати, причем высокого качества. Эту бумагу можно отличить по филиграни − герб рода Сапег − и надписи «Р aul us S api eha v Ol sanac h». После смерти П. Сапеги мельница быстро пришла в упадок.

Знатный род Бжостовских в 40-х гг. XVII в. владел двумя бумажными мельницами, к концу века − тремя. Их продукцию легко узнать по филиграни − гербу рода: петле.

Производительность этих наиболее значительных бумагоделательных предприятий того периода была невысока. Так, инвентарный список швекшняйской мельницы за 1644 г. показывает, что на ней работал всего один мастер (иностранец), двое подмастерьев и несколько крепостных людей. За год она выпускала 750 тысяч листов бумаги. На мельнице в Паплауе работали: сам арендатор Каспар Рейнер, один подмастерье, один ученик, четверо рабочих и две работницы. Разумеется, производительность труда зависела как от числа и умения работников, так и от технической оснащенности предприятия. На мельнице в Сморгони в 1601 г. были установлены две машины по четыре гнезда в каждой, при них 32 ступы: 16 для первого размола и 16 для повторного. На Рожанской мельнице стояли два колеса и 24 ступы. Продукция подобной мельницы редко превышала 2 тысячи дестей в год.

Стоимость бумаги зависела от качества и формата. В конце XVII в. цена на бумагу в Литве колебалась от 1 до 36 злотых за десть. В 1616 г. рожанская мельница продавала бумагу по 2 злотых, а ту, что похуже, − за 1. Бумага мельницы Яна Тохтермана в 1660 г. ценилась так: высший сорт − 4 злотых за десть, первый сорт − 3 злотых 15 грошей, обычная − 2 злотых 15 грошей, табачная − 1 злотый. В 1692 г. лучшая вильнюсская бумага шла по 5 злотых задесть, обычная − по 4. Привозная бумага была втрое-вчетверо дороже: по данным за 1684 г., голландская бумага стоила 10-12 злотых, силезская − 8-9 (481, 61-69). В XVII в. бумага подорожала. Впрочем, так было и в Западной Европе. Причина кроется в «революции цен», охватившей Европу в XVI в. и продолжавшейся в XVII в. в связи с притоком серебра и золота из новых колоний, что привело к падению цен на благородные металлы. Все это коснулось и Речи Посполитой. Однако местное производство никак не могло удовлетворить потребностей в бумаге, поэтому ее ввоз из Голландии, Силезии, Кенигсберга, Гданьска и других мест продолжался в больших количествах.

В 1530 г. во время большого пожара, опустошившего город Вильнюс, типография Франциска Скорины, видимо, сгорела. В течение 45 лет после этого печального события здесь не было ни одной типографии, не вышло ни одной печатной книги. Правда, некоторые историки XIX-XX вв. утверждали обратное, но без достаточных оснований. Например, историк Т.Нарбут указьшает, будто в 1533 г. в Вильнюсе была издана «Агенда» на польском, латинском, литовском и немецком языках (513,287) − утверждение, не подкрепленное никакими источниками. Этот домысел был некритически заимствован и повторен И.Крашевским в его «Истории Вильнюса» (476, 62). Т.Нарбут (и вновь без каких-либо подтверждений) пишет, будто в 1553 г. в Вильнюсе некий Андрей Лечицкий напечатал на литовском языке книгу Рейнгарда Лорхия о воспитании и обучении. Скорее всего, Т.Нарбут спутал А.Лечицкого с печатником Даниилом Ленчицким, который появился в Вильнюсе лишь в последней четверти XVI в. (446, 21). Ошибочно также и утверждение нашего историка книги А.И.Анушкина (22,134), будто бы в Вильнюсе в 1573 г. была издана местными диссидентами латинская «Книга песен некоторых знаменитых немцев», в которой французский король Карл IX, организатор Варфоломеевской ночи в Париже, назван «многогрешным и жестокосердым тираном». В целях конспирации автор (по-видимому, гугенот) выпустил книгу анонимно, а местом ее издания указал Вильнюс. Такие контрафакции были распространенным явлением в то время. Судя же по полиграфическим особенностям, книга, скорей всего, была издана в Германии или Швейцарии.

Итак, нам не известны типографии в Вильнюсе или изданные в них книги в период с 1525 по 1575 г. Книги, необходимые в Литве, и произведения местных авторов печатались в основном в Польше и других странах. Нужду в книгах испытывала в первую очередь католическая церковь. Однако не она стала воссоздателем и организатором типографского дела в Великом княжестве Литовском, и не типографы-предприниматели − а влиятельные магнаты и политические деятели, такие, как защитник православия гетман Литовский Григорий Александрович Ходкевич или ярый кальвинист, канцлер и вильнюсский воевода Миколай Радвила Черный, которые боролись против католического засилья и в этой борьбе решили использовать печатное слово. Свои типографии они из соображений безопасности и большей свободы деятельности организовывали не в столице княжества, а в своих отдаленных от Вильнюса поместьях.

Инициатива в широком развитии книгопечатания в Литве и в организации издательских центров во второй половине XVI в. всецело принадлежала сторонникам Реформации. В течение этого времени католическая церковь не сумела ничего противопоставить растущему потоку антикатолической литературы. Первым кальвинистским издательским центром стал Брест Литовский, резиденция князя Миколая Радвилы Черного, канцлера Великого княжества Литовского и вильнюсского воеводы. В 1553 г. он открыто перешел на сторону Реформации и основал в Бресте реформатский синод и типографию. Для ее оборудования он пригласил из Кракова образованного печатника Бернарда Воевудку − ученика Эразма Роттердамского и друга литовского просветителя С. Рапалёниса (492,195-196). Стремясь создать в Бресте центр пропаганды идей кальвинизма, Миколай Радвила Черный привлек для этой цели в помощь Б. Воевудке ряд других эрудированных сторонников Реформации и поручил им заняться переводом Библии и других книг на польский язык. Очевидно, Радвила хотел сделать издаваемую в Бресте литературу доступной не только для местного, но также и для польского читателя. Кроме того, к этому времени польский язык уже в значительной степени вошел в обиход литовской знати, шляхты и некоторой части городского населения. Б.Воевудка довольно быстро оборудовал типографию и в 1553-1554 гг. отпечатал два Катехизиса и два других небольших реформатских издания. Это все, что он успел сделать до того, как летом 1554 г. утонул в реке. Значительная часть оборудования типографии принадлежала самому печатнику Б.Воевудке, и его вдова продала ыто оборудование краковскому мастеру М.Вержбенте. Так типография в Бресте временно прекратила свою деятельность.

В 1558 г. Миколай Радвила помог Станиславу Мурмелиусу открыть в Бресте Литовском новую типографию. В конце того же года Мурмелиус выпустил польский «Канционал», составленный Яном Зарембой (474,444-445). Сначала он издавал книги от своего имени, хотя и с обязательным упоминанием о своей зависимости от благодетеля − Радвилы, приобретшего для типографии все оборудование, шрифты и продолжавшего финансиролиуса в Бресте не вполне ясен. Последнее издание типографии с именем Мурмелиуса в выходных данных - книга «О постах» вильнюсского кальвиниста С.Зация − вышло в свет в июне 1559 г. После этого все издания брестской типографии были анонимными, без указания имени печатника. Впрочем, детальный анализ шрифтов, проведенный К.Пекарским (529,352-384), позволяет думать, что Мурмелиус работал в этой типографии до 1561 г., а может быть, и несколько дольше. В 1566 г. он уже отпечатал в Ловиче произведение иезуита И.Поланко. Всего С.Мурмелиусу приписывают 15 брестских изданий (587,150-151) в объеме около 140 печатных листов. Почему С.Мурмелиус в Бресте печатал книги анонимно, польские историки объясняют так: во-первых, несколько «ходких» и доходных его изданий, например, «Устав польского права», представляют собой плагиат аналогичных изданий краковского мастера Л. Андрысовича, на что типограф пошел из личных коммерческих соображений и, скорей всего, без ведома своего патрона; во-вторых, анонимно он печатал и такие антикатолические книги, как «Краткое описание новоизбранного папы, имя которому Пий IV» (около 1560 г.) или «История о папе Иоанне XIII, который был женщиной Джильбертой» (1560). Эти издания он не подписывал своим именем из осторожности, так как не был ревностным сторонником Реформации, а в 1566 г. уже связал свою дальнейшую издательскую деятельность с иезуитами.

По уровню полиграфического искусства издания брестской типографии заметно выделяются среди книг, выпущенных большинством польских типографий того времени. Она была обеспечена хорошими шрифтами, книжным орнаментом и т.п. Наивысшим достижением мастерской в Бресте является великолепный фолиант польской Библии − так называемая Брестская, или Радвиловская Библия. Особенно искусно выполнен заглавный лист в ренессансной рамке, разрисованный сценами на библейские темы. Вполне очевидно, что такое сложное и монументальное издание было по силам только очень опытному печатнику. Возможно, это был С.Мурмелиус, подготовил же Библию к изданию и участвовал в ее переводе, по всей вероятности, Киприян Базылик, воспитанник Краковского университета, талантливый поэт и композитор, отличный переводчик. В Брестской Библии помещено его панегирическое описание герба князя М.Радвилы Черного. В 1562 г. он опубликовал эпитафию на смерть жены князя Елизаветы. В типографии К.Базылик выполнял, скорей всего, функцию литературного редактора.

После ухода С.Мурмелиуса книги продолжали издаваться анонимно, без указания имени печатника, а иногда и автора. В 1564 г. там увидел свет анонимный диалог «Разговор поляка с литовцем», написанный литовским писателем-гуманистом секретарем великого князя Жигимонта Августа Августином Ротундусом Мелеским в ответ на сочинение польского публициста Ожеховского − издание сыграло немалую роль в борьбе против унии (464, 158). В то же время типография также анонимно опубликовала полемические труды бывшего руководителя вильнюсской реформатской общины антитринитария Павла из Визны.

В 1565 г. умер Миколай Радвила Черный, и брестская типография лишилась своего покровителя. Некоторое время она ничего не издавала. Перешедший в католичество сын покойного Миколай Христофор Радвила строжайше запретил мастерам печатаь еретическую литературу. По его указу уничтожались уже выпущенные при его отце кальвинистские книги, в их числе Брестская Библия (456,91).

Некоторое оживление в деятельность брестской типографии стало заметно в 1569-1570 гг. когда ее арендовал К.Базылик, предварительно получивший от Жигимонта Августа привилегию, разрешавшую ему содержать типографию при условии, что он не будет печатать книг, враждебных католикам. Базьшик строго придерживался этого условия. В 1569 г. он перевел на польский язык и издал произведение М.Барлетиуса «История жизни и благородных подвигов Георгия Кастриота, который известен под именем Скандербега» − об албанском национальном герое и его борьбе против турок за свободу родины. Она не могла вызвать никаких сомнений у католических цензоров, поэтому ее издатель привел выходные данные полностью, называя типографию «Drukarnia Cypriana Bazylika». В 1570 г. К.Базылик уехал из Бреста, а в 1574 или 1575 г. перевез типографию в Вильнюс и передал ее для пользования иезуитам. Всего эта типография в Бресте Литовском отпечатала 36 изданий, все на польском языке (587,150— 151).

По мнению представителей радикального крыла антитринитаризма, брестская типография недостаточно активно распространяла идеи Реформации, не вела широкой и острой полемики с католиками, а склонялась к более умеренному кальвинизму; у антитринитариев-радикалов возникла потребность в организации собственного издательского центра. Он возник в 1562 г. или годом раньше в другом поместье Миколая Радвилы Черного − Несвиже, при содействии тамошнего наместника богатого шляхтича Матвея Кавечиньского, ярого сторонника Реформации.

Умом и душой этого пропагандистского центра стал Симон Будный (около 1530-1593), воспитанник Краковского и Базельского университетов, один из наиболее образованных людей своего века, хорошо знавший теологию, историю, литературу. Кроме родного польского языка, он знал церковнославянский, белорусский, немецкий и, конечно, классические языки: древнегреческий, латинский, древнееврейский. С 1558 г. он преподавал в протестантской школе в Вильнюсе, затем стал проповедником кальвинистской общины в Клецке, где излагал христианское учение в духе антитринитаризма.

В 1562 г. он совместно с помогавшим ему в переводе другим кальвинистским проповедником Л.Кшижковским и уже упомянутым М.Кавечиньским издал книгу − несвижский белорусский «Катехизис, то есть наука стародавняя христи-яньская от святого письма для простых людей языка русского в пытаниях и отказах собрана». Издатели подчеркивают: книга написана «славным здавна далеко расъширеным словеньским языком» и убеждают читателей этот язык их предков «миловати». Издатели явно хотели указать на свою приверженность демократическим традициям Ф.Скорины. «Катехизис» отпечатан кириллическим шрифтом, очень похожим на шрифт Ф. Скорины, в четверть листа и почти без орнамента. В том же году в несвижской типографии было опубликовано тем же шрифтом сочинение Симона Будного «О оправдании грешного человека перед богом» (ин-октаво).

Кто отпечатал первые два издания несвижской «друкарни», нам не известно. С 1563 г. начал подписываться как типограф Даниил Ленчицкий, до этого работавший в реформатской типографии в Пинчёве (Польша).

В дальнейшем С. Будный перестал готовить книги на белорусском языке, а все внимание стал уделять полемике со своими идейными противниками. В 1567 г. он участвовал в кальвинистском синоде в Скжино. Дискуссии показали, что знаменитая Брестская Библия при всем своем роскошном внешнем виде таит в себе многочисленные редакционные ошибки и неточности и что нужен новый, научный перевод Библии на польский язык. За это дело и взялся С.Будный. Работы хватило на несколько лет. В 1570 г. была издана подготовленная им книга апокрифов Ветхого завета, а в 1572 г. вышел и весь перевод Библии.

Типография в то время находилась в руках представителей консервативного крыла реформатов братьев Г. и А. Кавечиньских, а также священников Л.Кшижковского и Л.Винклера, которые выполняли как бы цензурные функции. Так, по их требованию была изъята из текста Библии вступительная статья С.Будного, вызвавшая у них большие сомнения (504,129). В выходных данных Библии не указано место ее издания. Есть основания предполагать, что типография была вывезена из Несвижа, ведь к этому времени положение там совершенно изменилось, притом не в пользу кальвинистов. Ставший после смерти отца ревностным католиком Миколай Христофор Радвила не хотел далее допускать, чтобы в его поместьях печатались еретические книги. Существует мнение, что типография была перенесена в поместье Кавечиньских Узду под Новогрудком (475,82) или, что вероятнее, в Заслав под Минском, принадлежавший тракай-скому воеводе Яну Яновичу. С.Будный служил в Заславе пастором в местной реформатской молельне и посвящал весь свой досуг подготовке переведенной Библии к изданию. Очевидно, и типография была тут же, в Заславе. Влияние Будного на редакцию текста стало ощутимее, о чем свидетельствуют примечания переводчика, где излагаются его идеи.

В 1573 г. один из богатейших магнатов Великого княжества Литовского Ян Кишка, покровитель антитринитариев, пригласил С.Будного в свою резиденцию в Лоск (на полпути из Минска в Вильнюс), где устроил типографию, обеспечив ее оборудованием, привезенным из другого своего поместья. В 1572 г. Я.Кишка расширил предприятие, прикупив заславскую типографию Кавечиньских. С.Будный должен был стать духовным и литературным главой предприятия, техническим же руководителем − Д.Ленчицкий, который прибыл вместе с типографией Кавечиньских и проработал здесь около года. Первенцем типографии был выполненный С.Будным новый, исправленный перевод Нового завета на польский язык, с предисловием, в котором он критикует некоторые догмы христианского учения. Для той же цели он издал брошюру «Краткое доказательство, что Христос не такой же Бог, как Отец», а немного позже свое сочинение «О важнейших артикулах христианской веры». В этих трудах С.Будный с рационалистических позиций критикует догмат Троицы, обосновывает точку зрения о естественном происхождении Христа и отвергает некоторые библейские чудеса, представления о бессмертии души и загробном мире (227,69). Но типография Я.Кишки печатала не только антитринитарские сочинения. Так, в 1574 г. здесь вышла полемическая работа вильнюсского теолога Анджея Волана, защищавшего ортодоксальную концепцию кальвинизма.

В конце 1574 г. Даниил Ленчицкий уехал в Вильнюс. Его сменил в Лоске другой реформатский печатник Ян Карцан. Два года спустя он выпустил перевод трактата Цицерона «Об обязанностях», сделанный Станиславом Кошутским, книгу «Об обязанностях всех сословий», а также выполненный неутомимым С.Будным перевод книги Б.Ф.Гофмана (Верамунда Фризия) «О фуриях, или Неистовстве французов» (против кровавой Варфоломеевской резни). Так что типография в Лоске не только была очагом антикатолической пропаганды, но и распространяла гуманистические идеи. В 1577 г. здесь увидело свет сочинение Анджея Фрыча Моджевского «Об исправлении Речи По-сполитой». В 1580 г. Ян Карцан отправился в Вильнюс, чтобы стать самостоятельным издателем, и деятельность типографии в Лоске на время заглохла. Некоторые книги, изданные на средства Я.Кишки, отпечатаны в Кракове.

Только в 1586 г. Ян Кишка нашел для своей типографии другого руководителя − Феликса Болемовс-кого, но это имя стоит всего на двух книгах, выпущенных в Лоске. Последнее известное нам издание лоскской типографии относится к 1589 г. Смерть Я.Кишки в 1592 г., а затем С.Будного в 1593 г. положила конец ее деятельности. Типография успела отпечатать всего около 20 книг, каждая из них с библиографической точки зрения уникальна.

Дело, начатое Ф.Скориной и С.Будным, продолжил их единомышленник Василий Тяпинский-Омельянович. Нам мало известно о его жизни. Он родился в конце 30-х годов XVI в. и умер в 1609 г. Происходил из мелко шляхетской среды, был антитринитарием. Целью своей жизни считал заботу о просвещении народа и распространении «слова божьего среди русских людей» на понятном им языке.

Решив заняться изданием книг, устроил в своем поместье «убогую», как он писал, печатню, в которой выпустил на белорусском языке Евангелие − «Первая часть Нового завета або тестамен-ту, подлуг словеньского розделения, то есть от четырех евангелистов светое евангелие Исуса Христа списаное». Где он приобрел нужные для этого навыки, неизвестно. Предполагают, что он помогал С.Будному в выпуске белорусского Катехизиса (1562). Историки полагают, что Евангелие вышло между 1560 и 1580 гг. (59,203). В это издание входят только Евангелия от Матфея и Марка и часть Евангелия от Луки. Текст разбит на две колонки: слева церковнославянский текст, справа белорусский. В полиграфическом отношении книга не представляет особого интереса. Можно отметить лишь шрифт − такой же, как у Скорины и Будного. Обрамленные инициалы, по мнению ряда историков, тоже совпадают с теми, которые Скорина использовал в вильнюсских изданиях, а некоторые элементы орнамента заимствованы из Кракова (59,204).

Во введении к книге В.Тяпинский указывает, что он «не итальянец, не немец, не доктор и не может считаться попом», что он «русин и служит своей Руси». Это вступительное слово - замечательный памятник белорусской литературы. Автор с гордостью говорит о «славных предках», которые издавна имели грамоту и были «всяким языкам искусны». Это гордый народ, чью «выдумку не похвалить не могли просвещенные народы и учились у него». Тяпинский сурово осуждает тогдашних церковников: они считают себя учителями, а сами «погрязли в мелочных спорах и дрязгах», их цель -не благо, а стяжание богатств. Тяпинский призывает знать заняться просвещением народа, учреждать школы. Преподавание следует вести не на латыни или польском языке, а «по-русски», т.е. по-белорусски. Школы должны стать доступными простым людям.

Все перечисленные типографии просуществовали недолго. Изданные там скромные книжки сыграли свою достойную роль в литовском обществе, высвобождая общественное сознание из оков церковного догматизма и обскурантизма.