§209а. Синонимия простых и сложных предложений

1. При сопоставлении двух (и более) простых предложений, с одной стороны, и построенных на их основе различных типов сложных предложений, с другой стороны, можно обнаружить грамматические, смысловые и стилистические расхождения данных синонимических конструкций.

Ср.: 1) Тут раздался лёгкий свист. Дубровский умолк; 2) Тут раздался лёгкий свист, и Дубровский умолк; 3) Тут раздался лёгкий свист — Дубровский умолк; 4) В тот момент, когда раздался лёгкий свист, Дубровский умолк.

Выбор одного из предложенных вариантов зависит от текстовой ситуации: 1) два простых предложения констатируют последовательность событий, воспринимаемых объективно (наблюдателем, как бы незнакомым с ситуацией); 2) сложносочинённое предложение с союзом и акцентирует внимание на внутренней связи этих событий (например, на том, что свист — это условный знак, сигнал чего-то); 3) сложное бессоюзное — акцентирует внимание на быстроте реакции Дубровского; 4) сложноподчинённое — на моменте времени, когда одно событие сменяет другое. Пушкин выбрал второй вариант, что непосредственно связано с развитием сюжета: свист — сигнал.

2. Как синонимические конструкции могут выступать союзные и бессоюзные предложения. В союзных предложениях смысловые связи между частями выражены эксплицитно, поэтому они выступают как однозначные, не допускающие двоякого толкования. Вследствие этого сложноподчинённые союзные предложения преобладают в функциональных стилях, требующих чётко логического выражения (деловом, научном), дающим обоснование тезисам в виде необходимой аргументации (см. §224, Научный стиль).

3. Определённую зависимость в употреблении разновидностей сложных предложений можно проследить в разных типах речи: рассуждение или описание. Так, в рассуждениях — независимо от стиля речи — преобладают сложноподчинённые и бессоюзные предложения, передающие различные логические связи между высказываниями. Например:

Человеку, который, как я, засиделся в жизни, нужно научиться относительности опыта, понятий, чувств. Я не люблю стариков, которые брюзжат на молодых, они могли бы помочь новому поколению жить так, как подсказывает время, а они только то и делают, что говорят об ошибках эпохи. Они коптят, как старые керосиновые лампы, — это нехорошее занятие. То, что я собираюсь рассказать, не может быть воспринято как урок молодым. Это скорее исповедь человека, который родился в прошлом веке и сформировался на многих его идеях. Такая исповедь может пригодиться молодым. Конечно, люди редко учатся на чужих ошибках — не потому, что они отрицают ценность прошлого, а потому, что перед ними стоят новые проблемы и рассказ о том, как отец или дед разбивал себе лоб, не может оградить его от синяков (Эренбург. Мемуары).

Ср. также у Достоевского в монологе Ивана Карамазова:

...Слушай: если все должны страдать, чтобы страданием купить вечную гармонию, то при чем тут дети, скажи, пожалуйста? Совсем непонятно, для чего должны были страдать и они, и зачем им покупать страданиями гармонию? Иной шутник скажет, пожалуй, что все равно дитя вырастет и успеет нагрешить, но вот же он не вырос, а его восьмилетнего затравили собаками. Я... пока есть время, я от высшей гармонии совершенно отказываюсь: не стоит она слезинки хотя бы одного замученного ребёнка... И если страдания детей пошли на пополнение той суммы страданий, которая необходима была для покупки истины, то я утверждаю заранее, что вся истина не стоит такой цены. Не хочу я. Не хочу я, чтобы мать обнималась с мучителем, растерзавшим её сына! Не смеет она прощать ему!

В статичном описании будут преобладать сложносочинённые и бессоюзные предложения перечислительного и сопоставительного характера, например:

В июльские вечера и ночи уже не кричат перепела и коростели, не поют в лесных балочках соловьи, не пахнет цветами, но степь все ещё прекрасна и полна жизни. Солнце зайдёт, и землю окутает мгла; дневная тоска забыта, все прощено, и степь легко вдыхает широкою грудью... Едешь и чувствуешь, что засыпаешь, но вот откуда-то доносится отрывистый, тревожный крик неуснувшей птицы, или раздаётся неопределённый звук, похожий на чей-то голос, вроде удивлённого «а-а!», и дремота опускает веки (Чехов).