"Книги - это корабли мысли, странствующие по волнам времени и
бережно несущие свой драгоценный груз от поколения к поколению"
(Фрэнсис Бэкон)
Бумагу, чтобы придать ей белизну, необходимо отбеливать химическим путем. Однако небеленая бумага не только имеет повышенную прочность, но к тому же более красивая. В наше время такая бумага встречается довольно редко, в основном это бумага ручной выделки. Чудесный тон старых печатных и еще более старых рукописных книг до настоящего времени остается неизменным, если, конечно, книги не пострадали от сырости или гниения. Когда раньше хвалебно отзывались о «белой» бумаге, то имели в виду легкий оттенок цвета ecru, который небеленой бумаге придавали лен и овечья шерсть, служившие исходным сырьем для изготовления всех сортов старых бумаг.
Этот оттенок и до настоящего времени считается самым лучшим. В коллекции сортов книжных и офсетных печатных бумаг белая, как стиральный порошок, офсетная бумага, конечно же, подкупает наивный глаз наблюдателя. Однако эта бумага была задумана не для печатания книг, а для изготовления цветных отпечатков, которые на бумаге с чисто белым тоном получаются наиболее точными, по той же причине почти на все бумаги для художественной печати наносят чисто — белое покрытие. Художественная печатная бумага с совсем легким оттенком, за которую я тщетно ратую на протяжении многих лет и которая так необходима, к сожалению, вообще не вырабатывается. Вероятно, потому, что иные служащие администрации типографии подпадают под влияние притягательной силы незапечатанной чисто — белой бумаги, потому, что кое-кому она кажется «более современной» (ведь она напоминает холодильник, современное сантехническое оборудование, оборудование зубоврачебного кабинета), а также, возможно, потому, что белая офсетная бумага, конечно же, лучше всего подходит для художественной печати, а тонированная художественная не выпускается, и потому, что сильно стремление получить «сочную» печать, а еще, возможно, и потому, что в дело порой вмешиваются профаны, выпускается ужасно как много книг на чисто белой бумаге. Даже переплеты теперь начинают все чаще появляться в белом платье невинности. И хотя они к делу не относятся, однако отражают ту же тенденцию. Читают ли мужи, ответственные за выпуск таких книг, свои издания? Так как они их знают, то больше чем одним взглядом они вряд ли их удостаивают. Но ведь читают же они в конце концов другие книги! По крайней мере, там они должны были заметить, как чисто — белый цвет страниц болезненно действует на глаза! Действительно, это не только холодное и неприятное, но оно мешает, ослепляя глаза, как снег. Книжная страни¬ца становится неприятно прозрачной: белый тон бумаги вместо того, чтобы сливаться воедино со шрифтовой поверхностью, отступает куда-то в другую оптическую плоскость.
Когда белой офсетной бумагой злоупотребляют при печатании книг, что уже само по себе признак довольно беззаботного отношения к их изготовлению, то это отрицательное действие еще более усиливается за счет пустоты поверхности бумаги, почти лишенной какой-либо структуры. Поскольку большинство применяемых сегодня шрифтов излишне гладки и правильны, что особенно проявляется при машинном наборе, в итоге возникает впечатление крайней холодности, равнодушия и непричастности, с которыми иногда делаются книги. Но хорошая на вид книга не должна быть продуктом одних лишь расчетов и минимальной затраты энергии. Если наши книги нередко и получают за рубежом похвальные оценки, то это следует приписать главным образом высоко-развигой полиграфической технике, а не собственно красоте книг. Многие страны не располагают такими средствами производства, а аналогичное отсутствие интереса к книге как к предмету искусства распространено и там. Если книга кому-нибудь очень необходима, то на ее производственные недостатки он не станет обращать столь пристального внимания. Поэтому хорошая раскупаемость научной книги вовсе не означает, что она сделана красиво. Элементарно необходимое это еще не искусство. Искусство начинается там, где видимость избытка. Только тогда, когда книга выглядит приятно, когда она как предмет настолько совершенна, что ее сразу хочется приобрести и унести с собой домой, мы имеем дело с произведением подлинного книжного искусства. Но общий приятный эффект книги определяется не в меньшей мере также выбираемой для ее печати хорошей на вид бумагой. Это часто недооценивается. Как все же редки книги, бумага которых сделана настоящими специалистами своего дела. А ведь бумагу можно спроектировать с точным учетом общего замысла книги (и не только в смысле отношения ее толщины и особой гибкости к размерам страницы), характера и вида шрифта и самого настроя книги, используя для этого структуру, оттенки и прочие свойства бумаги так, что в конечном итоге можно будет добиться полного созвучия и гармонии всех частей. Нашим бумажным фабрикам вполне по силам выполнить такие пожелания без дополнительных затрат. Во всяком случае, желательно, чтобы чисто белые бумаги использовались только там, где это требуется. Мне не легко привести пример. Кто рекомендует применять «белую как цветы» бумагу, тот постыдным образом злоупотребляет нашей любовью к белым цветам. Какими бы красивыми они ни были, в их окраске все же не содержится нюанса, пригодного для книжной печатной бумаги. Применять белоснежную бумагу осмеливается уже не каждый, видимо, чувство меры подсказывает ему это.
В тяжелые годы и после них многие книги печатались на серой и грязновато — желтой бумаге. Это время прошло, и теперь снова и по праву требуют, чтобы книги печатались на прочной и красивой бумаге. Неспециалист не прав, когда думает, что бумага должна быть непременно чисто — белой, а мол то, что с оттенком, не прочно. Специалистам, однако, известно, что подобное заключение ошибочно, и их обязанность — разъяснять эти ошибки. Лет через десять у чистобелой бумаги могут появиться желтоватые края, в то время как настоящая серая бумага может иметь самое лучшее качество! Все зависит от материала, а о нем неспециалист знает не так уж много. Следовательно, считать белизну за надежный признак качества и прочности неверно. Слегка тонированные книжные печатные бумаги, тон которых, как правило, должен оставаться почти незаметным, лучше, так как они не ослепляют глаза и создают единство между бумагой и набором, которое на белых бумагах возникает только в отдельных, весьма редких случаях. Но я говорю здесь меньше о качестве бумаг, чем о необходимом их тоне. Большое число книг и брошюр приходится печатать на дешевой бумаге. Как правило, самый светлый тон выглядит слегка серым и малосимпатичным. Исправить это не трудно, приблизив цвет бумаги к шамуа, не удорожая бумагу. Мне удавалось добиваться такого эффекта во многих случаях с наилучшим успехом. Правда, бумага не улучшилась для зрения, но стала более приятной. В последний раз я провел такой эксперимент с дешевыми книгами серии «пингвин» в Англии. Отталкивающий бледно — серый цвет превратился в теплый тон, и книги стали читаться так же приятно, как и те, цена которых была в три раза выше! Этой возможностью следовало бы воспользоваться также нашим газетам и журналам. Обычная газетная бумага серая и некрасивая, точно такая же, как раньше применялась для книг серии «пингвин». Если бы газетная бумага имела желтоватый оттенок, ее читаемость повысилась бы. Плохого оформления это не исправило бы, но наши глаза не страдали бы так. Можно предполагать, что оттенок бумаги, которую применяет лондонская газета «Тайме», выбран не случайно желтоватым: какое разительное отличие в сравнении с неприветливым серым цветом наших газет! Боюсь только, эта моя инициатива, как и предложение о производстве слегка тонированной бумаги, не найдет внимания и поддержки. Однако и то и другое предложение имеют большое значение для миллионов читателей и их здоровья, сохранения их зрения. Таким образом, белизна бумаги не является признаком ее прочности. Бумага с белой поверхностью непригодна для печатания книг, так как она слепит глаза. Для этой цели необходимо иметь бумагу с нежным оттенком, приближающимся к ecru или шамуа. Даже самые дешевые книги и журналы следовало бы печатать на тонированной, а не на чисто-серой бумаге.
Кстати, для определенных шрифтов надо выбирать конкретные бумаги с соответствующими характеристиками поверхности и тона. Особенно это касается новых вариантов классических шрифтов. Чем шрифт старее, тем темнее и шероховатее должна быть бумага. Шрифт Полифилус — антиква (1499) не раскрывает себя полностью на белой бумаге. Он выглядит эффектно только на бумаге, которая по тону и характеру приближается к бумаге 1500 г. Аналогично обстоит дело с антиквой Гарамон (около 1530). В конце XVIII в. отдавали предпочтение «белой» бумаге (к счастью, в то время еще не научились отбеливать ее так, как это делают теперь), а потому эффект печати на ней антиквой Баскервиль (около 1750) и Вальбаум (около 1800) был наилучшим. Только антиква Бодони (около 1790), и то крупного кегля, на больших страницах «уживается» с «совсем белой» бумагой, однако в том случае, если поверхность бумаги имеет определенную структуру. Бодони преднамеренно рассчитывал на это крайнее противоречие между нервозно черно — белым цветом литеры и белой, довольно гладкой бумагой, на эффект, который очень мешает приятному чтению. В этом за ним следовал XIX в. Ставшая теперь невзрачной желтоватая бумага последних десятилетий XIX в. не столько намерение, сколько непредвиденное следствие необдуманного ухудшения бумаги. Оттенки теперешних бумаг, как правило, достигаются за счет добавки красок. Возможны бесчисленные вариации тонирования бумаги, композиции, проклейки и особого характера поверхности. Мы не должны этого забывать, наоборот, наша задача использовать их в своей работе как можно чаще.
По материалам книги: Ян Чихольд "Облик книги"