ПРОИЗВОДСТВО И ОФОРМЛЕНИЕ КНИГИ

Основными центрами переписывания книг на Руси, как и в Западной Европе и Византии, были крупные монастыри − от Киево-Печерского монастыря до Троице-Сергиевой лавры под Москвой. Переписывание книг и их чтение предписывалось монахам перенятым из Византии Студийским монастырским уставом (107, 226), ставшим с XI в. образцом для монашеских общежитий и на Руси. Нередко книги размножали и при соборных церквах и епископских подворьях, а также при княжеских дворах. Как и везде, делом этим занимались в основном монахи, реже − представители «белого» духовенства и посадские люди - миряне, для которых переписывание и оформление книг стало частным ремеслом. Переписчики из духовного сословия всегда указывали своё звание, миряне же подписывались просто: «Путятя псал» (Путятина Минея, около 1100 г.) или «Угринец псал» (Юрьевское Евангелие, около 1128 г.). С XIII в. среди писцов уже встречаются представители духовенства, работающие «за мзду». Можно утверждать, что редкий грамотный человек не занимался перепиской книг. Среди книгописцев мы видим даже лиц княжеского происхождения, таких, как великий князь Владимир Мономах, князь Владимир Васильевич Волынский, княжна Евфросинья Полоцкая и другие, а в числе духовных лиц - епископов и даже митрополитов. Так, о митрополите Московском Киприане (XIV в.) писали, что он был «всякого любомудрия и разума. . . испольн и вельми книжен и духовен зело». Для «книжного писания» Киприан уединился в подмосковное митрополичье село Троицкое-Голенишево, − там было «тихо, безмятежно и спокойно» (51, 64). Больше всего книг выходило в таких центрах политической и церковной власти, как Киев и Новгород, а несколько позже - Чернигов, Смоленск, Псков, Туров, Полоцк, Ростов, Ярославль, Владимир, Суздаль, Тверь и, наконец, Москва. Именно тут были созданы лучшие рукописные книги XIV-XV вв., появились произведения замечательных мастеров-каллиграфов и миниатюристов, современников Андрея Рублёва (51,135-136).

Конечно, насытить складывавшийся книжный рынок могло только организованное производство книг. Монастырские мастерские работали не на рынок, а в первую очередь обеспечивали свои потребности в книге. Выполняли они по указанию местных властей и заказы на переписывание книг, поступившие извне. Так, в XII-XIII вв. в связи с интенсивной колонизацией новгородцами богатых солью, пушниной и рыбой северных земель и строительством здесь церквей и монастырей понадобилось снабдить их богослужебной литературой. Поручено это было новгородским монастырским и архиепископским книгописцам, так как на самом Севере не было ни искусных писцов, ни выверенных текстов. По распоряжению Ивана Калиты ту же роль играли и московские монастыри по отношению к новоорганизуемым монастырям на прилегающих к Москве северо-восточных землях (51, 72). В монастыри, имевшие искусных книгописцев, обращались с заказами на переписывание книг великие и удельные князья, церковные владыки. Судя по Патерику Киевско-Печерского монастыря (217) (а этот монастырь стал образцом для всех других), вся его деятельность была организована в строгом соответствии со Студийским уставом, причём переписыванием книг должны были заниматься все грамотные члены братии.

В монастырской мастерской царила строгая дисциплина. Если какой-нибудь каллиграф нарушал порядок, не слушал «старейшину», не хранил должным образом тетради, приписывал к тексту ненужные слова и т.п., он подвергался строгим наказаниям: его сажали на сухой паек («сухо да ясти») или даже отлучали (261,120). При переписывании книг прибегали к разделению труда, с учётом способностей каждого. Из Патерика мы узнаем, например, что инок Ларион был «хитр» писать книги изанимался этим в келье игумена «во все дъни и нощи». Другой инок, Никон, по прозвищу Великий, сидя рядом, «строил», т.е. переплетал книги, а сам игумен прял «вервие же на потребу таковому делу» (261, 33-34).

Один из самых примечательных памятников московского каллиграфического искусства первой половины XIV в. − Сийское Евангелие - был написан двумя мастерами («а писали многогрешные дьяци Милентий да Прокоша»), заставку и инициалы рисовал «многогрешный Иоанн», а миниатюры были сделаны четвертым мастером, который не указал своего имени. Завершено все дело было пятым - переплетчиком (51,74).

Уже в XI-XIII вв. среди «книжных списателей» было немало мастеров-мирян. Так, из 39 известных нам по имени писцов этого времени только 15 были лица духовного сословия. Остальные 24 не указывали своей принадлежности к церкви. Исследуя социальное происхождение всех этих писцов, Б.В.Сапунов приходит к заключению, что «подписи переписчиков из священнослужителей приходятся преимущественно на XI век. На рубеже XI- XII столетий начинает выделяться группа писцов из мирян. С конца XIII в. эти люди уже называют себя «мастерами» (261,116).

По подсчету Б.А.Рыбакова, из 110 писцов, известных в XIV-XV вв., было: митрополитов − 1, монахов − 28, попов −10, поповичей − 4, дьяконов − 8, дьяков − 19, писцов, именующих себя «рабы божьи», - 35, паробков - 5, всего же - 63 мирянина и 47 церковников (256, 389). Другой исследователь, Н.Н.Розов, анализируя выходные записи русских книг XV в., выявляет следующие, более полные данные о социальном составе 250 книгописцев: диаконов − 62, монахов − 59, священников − 18, настоятелей монастырей − 7, архиереев − 2, 102 книгописца назвали лишь свои имена и, как правило, в просторечной форме (251, 30), например, «Ефремишко изограф», «Ермола Фатианов сын», «Гридя подьячий дворцовый», «Варлаам доброписец», «Микула Лукин сын», «Станислав грамматик» и т.д. (251,130-134).

Мирян-профессионалов нанимали по договору, для выполнения срочных и сложных заказов, даже монастыри. Нанимали их и священнослужители. Наряду с исполнением своих пастырских обязанностей они старались выпускать такой прибыльный товар, как книги, оплачивая труд «страдников», т.е. наёмных писцов, и привлекая собственных сыновей, предварительно обучив их (308, 189-190). Некоторые историки утверждают, что в XIV-XV вв. в крупных центрах (Москва, Новгород) открывались «городские» мастерские для переписывания книг, где применяли наёмный труд, и что к концу XV в. переписывание книг превратилось в настоящее мануфактурное производство, выполняемое «корпорациями» (213, 9-10). Скорее всего утверждения эти несколько преувеличены: «городские» мастерские в Новгороде и в Москве оставались в руках церковных властей, частных же светских предприятий коммерческого типа ещё не было. Заказчиками выступали в основном (на три четверти), судя по записям в книгах, в XV в. представители церковной иерархии, начиная от архиереев и кончая рядовыми священниками. И лишь четверть заказов поступала от светской администрации или от других, точно не идентифицированных мирян (251,30). Анализируя выходные данные в книгах XI-XV вв., мы видим: главным мотивом для заказчика оказывалось желание сделать «богоугодное дело», принести книгу в дар храму или монастырю, пополнить фонд монастырского книгохранилища, заменить обветшавшее напрестольное Евангелие в церкви новым. Некоторые хотели обогатить своё личное собрание. Не всегда такую работу брались выполнять монастырские книгописцы, и тогда заказчик обращался к мирянам, мастерам книжного дела. При заключении с ними договора на переписывание оговаривались условия: сроки выполнения заказа, характер оформления книги, оплата труда. В соответствии с этими условиями мастер подбирал себе помощников − подмастерьев.

Если заказ был крупный, а срок исполнения жёсткий, организовывалась целая артель. По всей вероятности, так выполнялся заказ тверского епископа Фёдора (середина XIV в.) на переписку «Мерила праведного» − своеобразного свода законов с описанием случаев «праведных и неправедных»: была создана артель из восьми (а возможно, и более) каллиграфов, двое старших, и шестеро учеников, которым поручалось писать «уроки», т.е. части текста размером от нескольких строк до нескольких десятков листов (189,23-33). Выполняя заказ, старшие писцы одновременно обучали младших каллиграфическому искусству. Известно, что переписку Рязанской Кормчей*{Кормчая − свод законов и правил, употреблявшихся при церковных судах.} в 402 листа (1284) вела артель из пяти писцов в течение 80 дней (261,115). То, что этот заказ, как и другие, выполняли несколько писцов, доказывают не только индивидуальные различия в почерках. Каждый писец, получив для переписки определённое количество листов пергамена, приблизительно соответствующее количеству листов в переписываемой книге, зачастую не мог точно рассчитать раскладку текста по листам, особенно когда работал у себя дома или в отдельной келье. Изготовленные порознь части текста при окончательной компоновке не всегда стыковались, и внутри книги оказывались пустые страницы. Случалось, что вначале писали широко, размашисто, а в конце, стремясь уместить текст в установленное количество листов, уменьшали и сжимали буквы или даже переходили на более экономный полуустав. К полууставу прибегали и в тех случаях, когда заказчик требовал ускорить переписку. Делом писцов было «чёрное письмо», т.е. переписывание черными чернилами, а оформляли книгу специальные мастера, когда текст бывал уже готов. На специально оставленных, незаполненных текстом местах художник-иллюминатор выводил орнамент − инициалы, заставки, концовки, отмечал киноварью «красные строки». Если книга по заказу должна была быть «лицевой» (т.е. иллюстрированной), то к работе подключался художник-миниатюрист. Позднее из числа художников-оформителей и миниатюристов выделились мастера-золото-писцы. Скажем, в Евангелии 1307 г., хранящемся в Публичной библиотеке им. Салтыкова-Щедрина в Ленинграде, «чёрное письмо» сделал один работник, «золотом письмо украсил» другой, а «рисовал евангелистов» третий. В Евангелии московского князя Симеона Гордого (около 1343 г.) изображены четыре евангелиста, каждый из которых выполняет определённую операцию: готовит писчий материал или занят перепиской, или посыпает невысохший текст песком и т.д.

Из миниатюр, помещённых в книгах Древней Руси и других славянских стран, можно составить себе представление, как тогда писались книги. Обычно лист раскладывали не на стоящем рядом столике, где были расположены чернильница, перья, другие нужные для работы предметы, а на коленях, придерживая лист левой рукой. Так писали и дети в школе (124,266). Текст переписывали с лежащего на пюпитре оригинала. Дело это было очень кропотливым. Например, Остромирово Евангелие (всего 294 листа ин-фолио) писалось около семи месяцев, по полтора листа в день. 180 листов Лаврентьевской летописи были переписаны за 75 дней. Но были мастера, которые создавали в день по 4,4 листа (124,271), однако их книги не отличались высокими каллиграфическими достоинствами.

Древняя рукописная книга не имела титульного листа. Но в ней обычно помещалось послесловие, в котором содержались сведения о переписчиках и оформителях, а также о том, когда и как, при каких обстоятельствах происходила работа. Поскольку в Древней Руси было принято византийское летосчисление − от «сотворения мира», датой которого считался 5508 г. до н.э., то при определении даты выпуска книги надо от указанного в ней года отнять 5508.

В послесловии мы нередко находим сведения и о заказчиках книги, указания, для чего она предназначалась, кому подарена и т.д. Послесловие писалось по определенной, воспринятой из Византии схеме: сначала шло обращение к богу, затем название книги, имена заказчика и переписчика, время написания, непременные уверения в смирении переписчиков и их преклонении перед богом, просьба молиться за них и милостиво простить им ошибки и, наконец, выражение радости в связи с успешным окончанием работы. Вот и писец, завершивший Лаврентьевскую летопись, выводит такие слова: «Радуется купец прикуп створив и кормчий в отишье пристав и странник в отечьство свое пришед, тако же радуется и книжний списатель, дошед до конца книгам». Нередко переписчики оставляли в конце книги или на ее полях упоминания о трудностях при её создании.

В Древней Руси основным писчим материалом до самого XV в. оставался пергамен. Назывался он на греческий лад «хартией» или русскими словами «мех», «кожа», а ещё проще − «телятина» («Книга писана на телятине»). Только в XVII в. стали говорить «пергамен». Ввозили его из Греции, а Новгород получал его с Запада при посредничестве ганзейских купцов. Позднее стали вырабатывать этот материал на месте, но он был не такой тонкий и гладкий, как греческий: на Руси прибегали к палимпсестам редко, используя для этого в первую очередь греческие тексты или старые славянские, написанные уже забытой здесь глаголицей. Распространённым писчим материалом была на Руси и береста, значительно более дешёвая, чем пергамен, однако для производства книг она употреблялась редко из-за своей непрочности и лишь тогда, когда не было пергамена. Показательно, что, описывая бедность монастыря Сергия Радонежского, летописец подчёркивает: «Во обители Сергия и самыя книги не на хартиях писаху, но на берестьях» (261, 100). Уже в XIV в. с пергаменом все сильнее конкурировала бумага, а в XVI-XVII вв. в Русском государстве пергамен употреблялся только в исключительных случаях, для таких книг, которым придавалось особое значение, в том числе для юридических актов (308, 218). Старейший дошедший до нас текст, написанный на бумаге, ?ьштгыж это дарственная некоему монастырю от новгородского князя Василия Давыдовича (1345). Одна из первых книг, написанных на бумаге, − «Поучения» Исаака Сирина (1381). Само название «бумага» говорит о том, что этот писчий материал пришёл из Азии*{Некоторые библиологи выводят этот термин от татарского названия «бумаг» или тюркского «ламук», «памбук».}. Однако постепенно бумагу с Востока, так называемую «бомбицину», вытеснила западная, поступавшая на Русь через Ригу и Новгород или Смоленск.

Судя по водяным знакам в XIV-XV вв. на Руси больше всего употреблялась итальянская или французская бумага, а с XV и особенно в XVI в. − немецкая. И хотя бумага на Руси долго оставалась товаром дефицитным, все же она была дешевле пергамена и удобнее для писания, особенно для скорописи, и потому способствовала распространению книги и грамотности (308, 216-218).

Нужные для книги листы пергамена или бумаги выравнивались специальными приспособлениями, сгибались пополам и складывались в тетради. Затем наносились линии для письма при помощи линейки и шильца или металлической рамкой-транспортером − карамсой. Она так сильно вдавливалась в первый лист тетради, что линии проступали и на последнем листе. Роль карамсы на Руси играла деревянная дощечка с туго натянутыми на ней нитями. Карандаш для линования стали употреблять только в конце XVII в. Текст на странице писался в один столбец. Только в книгах большого формата, таких, как Остромирово Евангелие, «Изборник» Святослава 1073 г., страница делилась на два столбца с узким промежутком между ними.

Писали обычно гусиным или павлиньим пером. Античного калама на Руси не использовали. Каждый писец имел ножичек для затачивания перьев (отсюда название «перочинный нож») и выскабливания ошибок.

Черные чернила в Древней Руси имели коричневатый оттенок. Они глубоко впитывались в пергамен, высыхали на поверхности, образуя довольно толстый слой, и были очень прочны, так что написанные ими тексты и сегодня ясны и чётки. Из сохранившихся рецептов мы узнаем состав этих чернил: старое железо или железный купорос, дубовая или ольховая кора, вишнёвый клей или «камедь» − гуммиарабик, квас или капустный рассол (280,43-44). Для просушки чернил употреблялся мелкий кварцевый песок, который держали в закрытых сосудах с дырочками, подобно тому, как мы теперь держим соль или перец. На старинных русских миниатюрах чернильницы изображены в форме кувшина, бокала и  т.д. Делали их из металла, дерева, а то использовали и простой рог. Иногда чернильницы, особенно деревянные, имели два отделения - для черных чернил и для красных − киновари. Но известны и особые приборы − киноварницы. Сначала киноварь (её готовили из серы и ртути) привозили из Византии, затем − с Запада. Была киноварь и местного производства, но худшего качества. Из других красок, употреблявшихся для украшения древнерусских книг, назовём сурик - красного цвета с жёлтым оттенком, охру − светло-жёлтую, синюю, вернее, ультрамариновую краску − лазорь, зелёную − смесь жёлтой с голубой, чёрную − из угля, белую − из свинца. Зеленая краска, очевидно, делалась также из меди (ярь, медянка) или малахита (зелень) (317). Краски перед употреблением разводили в яичном белке или клейком соку различных растений (камедь).

Для оформления древнерусской книги использовали серебро и, реже, золото, главным образом в заставках и миниатюрах как фон. Золотом выписаны некоторые инициалы и заглавия в Остромировом и Мстиславовом Евангелиях, в «Изборнике» Святослава 1073 г. С серебром нам известен пока только один образец - молитвенник второй половины XIII в. Существовали два способа применения золота: либо листовое золото накладывали на предварительно покрытые клеем знаки, либо наносили на них творёное золото, растёртое в порошок и смешанное с клейким веществом (308,145).

Основным элементом книжного орнамента на Руси, как, впрочем, и в Византии, и в Западной Европе, были заставки, инициалы, концовки и украшения на полях. Орнамент русской книги менялся с течением времени, ведь каждая эпоха имела свой стиль. Знание этих изменений облегчает историку книги или палеографу датировку книги. Древнейшим русским книгам присуще слияние старовизантийского «геометрического» орнамента с мотивами русского народного творчества. По этому признаку палеографы выделяют особый древнерусский стиль. Он господствовал в русских книгах XI-XIII вв. (Остромирово и Мстиславово Евангелия, «Изборник» Святослава 1073 г.). Для него характерно, что заставки и концовки (правда, последние в рукописных книгах употреблялись очень редко) заключались в рамки геометрической формы -прямоугольник, параллелограмм, арки - или в более сложную архитектурную композицию, например церковь с тремя арками с вырезом внутри рамки для заглавия или миниатюры. Рамка украшена повторяющимися простыми геометрическими фигурами (полукруг, круг, ромб, треугольник и т.д.), растительным орнаментом (ветви, листья, цветы, стебли). Внизу − заставки, с боков часто помещаются изображения растений, зверей (львов), или птиц (павлинов). Фон таких заставок обычно золотой, доминирующие цвета − белый, розовый, голубой, синий, зелёный (308,167). Если звери и птицы давались в реалистической манере, то растительные мотивы были стилизованы.

Такой же геометрический принцип применялся и в написании инициалов. Они, как и заставки, представляли собой комбинации геометрических или природных мотивов. Основной рисунок буквы не деформируется, остаётся при своих геометрических линиях и служит как бы каркасом для вплетаемых и украшающих букву изображений животных, растений, реже − людей. Нередко сюжеты для инициалов брались из мифологии и сказок. Такой древнейший геометрический орнамент русской книги совпадает хронологически с господством в ней устава (XI-XII вв.) и вполне соответствует по своим графическим свойствам строгому, архитектурному начертанию букв.

Старейшие русские миниатюры сохранились в Остромировом Евангелии − изображение трёх евангелистов (для четвёртого был заготовлен чистый лист, но по какой-то причине он остался незаполненным), мастерски выполненное киевскими миниатюристами в пышной условной византийской манере. Но наряду с продолжением византийской традиции пробивают себе дорогу и местные реалистические мотивы, например, в изображении семьи Святослава в «Изборнике» 1073 г. или в других рисунках, выполненных там же киноварью и изображающих знаки зодиака.

Книги, украшенные миниатюрами, назывались «лицевыми книгами» или «рукописями в лицах».

В XII в. зародился новый стиль русского книжного орнамента, называвшийся сначала переходным, или «варварским», а затем − «тератологическим», или «чудовищным». Он преобладал в оформлении русской книги в XIII-XV вв. Зачатки его мы видим в Юрьевском Евангелии 1128 г. Заставка тератологического стиля состоит из геометрически неправильной рамки, внутри которой − сложный орнамент, изображающий фантастических зверей, птиц, людей, обвитых ветвями и сплетённых жгутами так, что фигуры трудно различить (47, 9-10). По тому же принципу делались и инициалы. В отличие от инициалов старовизантийского стиля тератологический не имеет чётких контуров буквы. Обычно это фантастическое чудовище, какое-нибудь четвероногое, оплетённое жгутами и ветвями, сливающимися с хвостом, крыльями, ногами, шеей и т.д., и непросто угадать, какую букву инициал изображает. В орнаменте «чудовищного» стиля широко используются фольклорные мотивы. Расцвет этого стиля в Новгородской и Московской землях приходится на XIV в. Но и в XVI в. рязанские рукописи украшались инициалами «чудовищного» стиля, изображающими жанровые сцены, полные народного юмора.

Тератологический стиль не такой пышный, как старовизантийский, золото здесь не применяется. Характерно сочетание двух, реже трёх цветов. Причём окраска фона в Новгороде − серо-синяя или голубая, а в Москве и Пскове с голубым фоном соперничает зелёный. При синем фоне фигуры орнамента рисовались красным или зелёным цветом. С XV в. тератологический стиль орнамента начал вытесняться двумя другими стилями − балканскими неовизантийским.

В XV в. рухнула Византийская империя. Турецкие войска завоевали весь Балканский полуостров. Византийские, болгарские и сербские беженцы прибывали в Россию и приносили с собой свои культурные традиции, в том числе и свои стили художественного оформления книги. На русской почве эти элементы сливались с местной манерой оформления и приобретали специфические формы. Вырабатывается балканский стиль − палеографы называют его «плетёным» (балканская плетёнка) или «жгутовым» стилем (265,76): чаще всего это ряд одинаковых кругов из жгутов, переплетённых между собой, связанных узлами и иногда расположенных в два ряда. Заставки этого стиля рисуются обычно киноварью, но в роскошных изданиях они раскрашены очень пестро. Доминирующие цвета − красный, жёлтый, зелёный. Инициалы этого стиля обычно выполняются чернилами, но бывают и цветные. Буквы в разных частях как бы сплетены узлами. Плетёный орнамент был сильнее всего распространён на северо-востоке Руси, а также в Великом княжестве Литовском.

В Центральной Руси, особенно в Москве, в XV-XVI вв. утвердился растительный орнамент неовизантийского стиля с геометрически правильными прямоугольными рамками заставок, украшенными изображёнными на золотом фоне стилизованными растениями. Инициалы тоже имеют геометрически правильный каркас, украшенный стилизованными листьями, стеблями и т.п.

Важные перемены в русской книжной миниатюре возникли с переходом от пергамена к бумаге, которая позволила перейти в оформлении книг от употребления густых масляных красок к акварельной технике. И хотя при этом рисунок терял свою пластичность, он делался зато более детальным, передавал движения, жесты и т.п. (308, 51). Переломным моментом в развитии миниатюры на Руси стал конец XIV и начало XV в. − эпоха, связанная с деятельностью великого русского художника Андрея Рублёва. Его влияние на русскую книжную миниатюру часто подчёркивают и историки книги, и палеографы (265,51).

Одним из видов орнамента книги на Руси был фронтиспис − за неимением титульного листа он был своеобразным порталом книги. Древнейшим фронтисписам, например фронтисписам «Изборника» Святослава (XI в.) или Юрьевского Евангелия (XII в.), были присущи монументальные архитектурные формы − контуры многоглавого храма, но с XIII в. они дезинтегрировались, размывались, в их орнамент врывались тератологические мотивы и целые сюжетные композиции, не соответствующие содержанию книги, а имеющие самодовлеющее, декоративное значение. Постепенно фронтиспис меняет свою функцию и становится рамкой, обрамлением выходной миниатюры, а затем, в XVI в., − заглавия книги.

В различных культурных центрах раздробленной феодальной Руси сформировались целые школы искусства миниатюры. В XIV в. здесь снова начал выделяться Киев, входивший тогда в состав Великого княжества Литовского. Характерна киевская пергаменная Псалтырь 1397 г. с орнаментом, возрождающим мотивы Остромирова Евангелия, хотя тут заметно и влияние других стилей. В миниатюрах реалистично изображены бытовые сцены и явления природы: на одной представлен царь Саул на троне, его развлекают танцами три девушки. На другой миниатюре − четыре полуобнажённые фигуры дуют в трубы, возможно, они символизируют ветры. Скорее всего, это влияние эллинистического искусства, пришедшее сюда через Византию (265,21-22). Старые художественные традиции и новые мотивы мы встречаем и в миниатюрах Новгорода и Пскова, Москвы и Твери.

В XIV в. создаются такие шедевры книжного искусства, как Смоленская Псалтырь, которую местный мастер Лука украсил тремя миниатюрами, 22 заставками, свыше 150 орнаментированными и позолоченными инициалами. Интересна Владимиро-Суздальская летопись (XIII в.), дошедшая до нас в копии XV в. и известная в литературе как Кенигсбергская, или Радзивилловская летопись. Она принадлежала семье литовских магнатов Радзивиллов и один из них − Богуслав Радзивилл (XIV в.) подарил её Кенигсбергской библиотеке, откуда она в середине XVIII в. была передана Петербургской Академии наук. В этой летописи 617 прекрасных сюжетных бытовых миниатюр, представляющих большую ценность для изучения русской истории и её материальной культуры.

Наряду с упомянутым Лукой из Смоленска назовём таких выдающихся художников-миниатюристов, как Феофан Грек и дьякон Зиновий, чья стилистическая манера связана с художественной школой А.Рублева (308,280). Эти мастера использовали для украшения книг краски, изготовленные по особым рецептам, известным лишь им одним. Миниатюры, выполненные ими 500 и больше лет тому назад, до сих пор поражают прочностью, свежестью и яркостью красок.

Характерным элементом русской рукописной книги является так называемая вязь − декоративное письмо, связывающее буквы в непрерывный орнамент. Записанная киноварью, реже золотом или синей краской, вязь обычно применялась там, где надо было выделить из текста заглавие книги или её раздела. Появилась вязь ещё в XI в. в Византии, а в конце XIV в. пришла и на Русь, где к концу XV в. стала уже наиболее популярной каллиграфической манерой книжного оформления, причём гораздо более высокого художественного уровня, чем в Византии или на Балканах. При писании вязью применяли два приёма каллиграфии: сокращение букв путём слияния их частей (лигатуры) или подчинение одной буквы другой, когда меньшая буква помещается под телом большей буквы или две смежные буквы уменьшаются вдвое и ставятся одна над другой. Вплетаются в вязь и орнаментальные элементы − геометрические в московской школе, растительные − в западнорусской. Если заглавие из-за его длины не умещалось в выделенной для него строке, вязь уплотнялась за счёт применения разных лигатур и других сокращений. Если же надпись была краткой, то, чтобы заполнить строку, в вязь вводилось больше деталей орнамента.

Вначале вязь можно было читать без затруднений. Однако в XVI-XVII вв. буквы уже слишком тесно ставились одна к другой, сливались по две, по три в одно целое, и такое заглавие становилось загадкой вроде ребуса, которую не каждый специалист может разгадать (281,73).

Как на Западе, так и на Руси важным элементом украшения рукописной книги был переплёт. Ремесло переплётчика рано выделилось в самостоятельное. От XVI-XVII вв. сохранились «Правила и устав» переплёта книг (275), в которых отражены давно сложившиеся традиции и столетиями накопленный опыт. В истории переплёта русской рукописной книги можно выделить два этапа: первый − до XIV в., когда переплет изготовляли с украшениями, прикрепляемыми к его доскам, и второй − с XV в. до 70-х гг. XVI в., т.е. до учреждения Печатного двора в Москве, когда широко использовали тиснёный орнамент (133,99), поначалу простой, геометрический, а с середины XVI в. тиснёный орнамент усложнился, появились суперэкслибрисы и т.д.

Техника переплёта в Древней Руси мало отличалась от современной. Корешок тетради прошивался шнуром или же, в зависимости от величины книги, полотняными или кожаными ремнями, концы которых прикреплялись к обеим доскам-крышкам переплёта. Затем корешок и внешняя сторона досок обтягивались («поволакивались») кожей или тканью. Употребляемая на Руси для переплёта кожа обычно была черной или темно-коричневой, реже − жёлтой, красной или зелёной (сафьян). Книги, предназначенные для церковных обрядов, обтягивались парчой или бархатом и богато украшались. Широко применялась техника «оклада». Она заключалась в том, что верхнюю (реже − нижнюю) доску переплёта покрывали металлом (золотом, серебром или медью) и по нему вырезали сложный орнамент или же к переплету прикреплялись металлические пластинки с надписями, изображениями евангелистов, целых религиозных сцен. Украшали переплёты и драгоценными камнями, инкрустацией. Как правило, такие переплёты − настоящие произведения искусства − создавались не одним мастером. Так, древнейший из сохранившихся − переплёт к Мстиславовому Евангелию 1035 г. был даже послан сначала в Византию, где его украсили золотом, серебром и драгоценными камнями, а затем русские мастера «скончася все дело» у себя на родине. Искусство переплётчика играло при этом второстепенную роль − на первое место выдвинулся золотых дел мастер-ювелир. Один из прекраснейших образцов такого искусства − Евангелие, переплетённое по заказу боярина Кошки в 1392 г. и хранящееся теперь в Государственной библиотеке им. В.И.Ленина в Москве.

Гораздо скромнее оформлялись переплёты нелитургических книг. В большинстве случаев доски переплёта обтягивались кожей, но иной раз кожей покрывались только корешок и части досок. Такой переплёт назывался «в затылок» (292,56). Украшений он не имел, за исключением металлических угольников и центрального «средника», или «жуковины» (своеобразных узорных блях), предохраняющих книгу от изнашивания. Для сохранности книг к переплётам прикреплялись кожаные завязки или металлические застёжки (две или четыре), нередко тоже с орнаментом. От читателя требовалось, чтобы после чтения он застёгивал все застёжки. Новгородский архиепископ Моисей, передавая Юрьеву монастырю Евангелие, строго наказывал: «А который поп или дьякон, чет (прочитав. − Л.В.), а не застегнёт всих застёжек, буди проклят» (292, 52). Если книги хранились на полках, они ставились не корешком наружу, как теперь, а обрезом. Поэтому обрез книги иногда украшали орнаментом и даже писали на нем заглавие книги.

Сколько рукописных книг было в обращении на Руси в XI-XV вв., достоверно определить невозможно, хотя попытки такого подсчёта делались. А.А.Говоров утверждает, что в Древней Руси обращалось до миллиона экземпляров рукописных книг (136,268). По мнению Б.В.Сапунова, если исходить из количества церквей на Руси в домонгольский период, а их было около 10 тысяч, в том числе 300-500 монастырских, то с учётом того, что для богослужения нужно было иметь, как минимум, 90 тысяч книг (прибавим также четьи и светскую литературу), получается: книжные богатства Древней Руси составляли, по-видимому, 130-140 тысяч томов (105, 82). Эта цифра, несмотря на её условный, гипотетический характер, все же более достоверна, чем первая, хотя бы потому, что в основу её выведения положен определённый статистический критерий.

Из всего книжного богатства тех времён, если судить по данным опубликованного в 1966 г. «Предварительного списка славянорусских рукописей XI-XIV вв., хранящихся в СССР», до наших дней дошло только 190 рукописных книг домонгольского периода, из них 26 болгарского и сербского происхождения: на XI век из этого числа падает 33 книги, на конец XI − начало XII в. − 17, на XII в. − 85, на конец XII − начало XIII в. − 40, на 1200-1240 гг. − 15. Ордынское иго переписку книг несколько замедлило, но не остановило.