НАЧАЛО КНИГОПЕЧАТАНИЯ В РОССИИ

Сплочение русских земель вокруг Москвы, укрепление централизованного государства привели к новому культурному подъёму Руси в XVI в. Заметнее всего это сказалось на судьбах литературы, русской книжности. Появились новые жанры, художественная литература отделилась от церковно-дидактической и от публицистики. Народное творчество оказывало все большее влияние на русский литературный язык.

В литературном кружке митрополита Макария в 50-х годах XVI в. родились Великие Четьи-Минеи -собрание «всех святых книг, которые в Русской земле обретаются». В него входили и были распределены по месяцам предания о праздниках, Жития святых, дидактические статьи, например «Слово из Измарагда». В собрание включены и такие произведения, как «Хождение игумена Даниила», «Повесть о разорении Иерусалима» Иосифа Флавия и даже «Космография» Космы Индикоплова − всего около 27 тысяч страниц. Этот огромный памятник письменности создан многими писцами, однако стиль всех 12 книг тщательно выровнен, как и графика письма, орнамент и т.д.; всюду чувствуется опытная рука редактора. Проведённая здесь стандартизация кириллицы облегчила позднее подготовку соответствующих печатных шрифтов (308, 319).

В 40-60-х годах XVI в. возникли и такие крупные летописи, как Никоновская, прекрасно оформленная и иллюстрированная, и «Лицевой свод» − огромный труд, 12 томов ин-фолио; только в первом томе 1000 листов и около 1600 миниатюр. Эти и другие капитальные памятники письменности показывают, насколько возрос в России уровень книжного искусства.

Сквозь толщу традиционных религиозных представлений пробивались ростки научных знаний. Развитие пушкарского дела требовало математических расчётов, овладения технологией изготовления пороха. В специальных пособиях излагаются сведения по строительному и измерительному делу. С иностранных языков переводили и пособия по лечебной ботанике и медицине («Травники», «Лечебники»), появились толковые словари типа «Азбуковников» − предшественников энциклопедических словарей (278, 64-65).

Среди церковных и государственных деятелей выросла целая плеяда талантливых, самобытных авторов. Из них, кроме митрополита Макария, следует упомянуть псковского монаха старца Филофея, впервые выдвинувшего и обосновавшего идею «третьего Рима», высокоучёного Максима Грека, Ивана Пересветова - автора «Сказания о Магомете-Салтане» и знаменитых «Челобитных», просвещённого протопопа Сильвестра, которому приписывают составление «Домостроя» (259,112). Да и сам Иван IV характеризуется современниками так: «Словесной премудрости богат».

Все большее распространение на Руси XVI в. получает и зарубежная литература, привозимая купцами и дипломатами из Польши, Литвы, Ливонии и других соседних стран. Её переводили на русский язык и распространяли в рукописных копиях. Сам царь имел в своей библиотеке несколько иностранных книг. Впрочем, по идеологическим соображениям эту литературу не всегда встречали здесь гостеприимно. Так, в середине XVI в. некий купец привёз из-за границы множество печатных календарей, однако Иван Грозный распорядился все свезти во дворец и сжечь, а купцу уплатить деньги (150,202-203).

Всю эту обширную, все более разнообразную по содержанию литературу размножали в России XVI-XVII вв. в основном стародавним рукописным способом. Даже зарождение в 50-х гг. XVI в. в Москве первых типографий не вызвало здесь тех кардинальных изменений в мире книг, вследствие которых, по словам К. Маркса, книгопечатание стало на Западе «одной из предпосылок буржуазного развития» (1, 262) и одной из бурно развивающихся отраслей раннекапиталистического предпринимательства. Россия и после возникновения книгопечатания вплоть до конца XVII в. была в основном страной рукописной книги, в которой печать выполняла лишь узкую, строго регламентируемую властями и церковью чисто вспомогательную функцию.

Многообразные преимущества и возможности типографского метода, приведшие на Западе к значительному расширению книжного рынка и удешевлению книги, долгое время использовались на Руси далеко не полностью. Как рукописная, так и печатная книга по-настоящему были здесь довольно дефицитным и дорогим товаром. Замена пергамена бумагой позволила, конечно, увеличить выпуск книг, сделать их более дешёвыми, однако преувеличивать эти прогрессивные сдвиги нет основания. Попытки организовать производство бумаги в России тогда не удались. Со слов посла английской королевы Рафаэля Барберини, посетившего Россию в 1564 г., мы знаем, что в Москве «затеяли ... также ввести делание бумаги и даже делают, но все ещё не могут её употреблять, потому что не довели это искусство до совершенства». Эти сведения дополняет палеограф Н.П.Лихачёв, обнаруживший купчую грамоту 1576 г., из которой следует, что в 30 км от Москвы, на реке Уче размещалась принадлежавшая помещику Савинову бумажная мельница, однако она вскоре прекратила своё существование (167,85-86). Вплоть до второй половины XVII в. все потребности России в бумаге обеспечивались иноземными купцами, которые из-за трудностей перевозки продавали её русским перекупщикам по двойной цене, те же, при перепродаже местным потребителям бумаги, надбавляли, в свою очередь, ещё одну пятую или четверть её цены (308, 335). В середине XVI в. бумагу в России доставляли через устье Двины английские купцы, в конце века она начала поступать из Голландии. Стоимость бумаги сказывалась и на стоимости книги, которая была на Руси значительно выше, чем за рубежом. Не привело к снижению цен на книги в России и введение книгопечатания. Б.В.Сапунов на основании анализа сотен записей цен рукописных книг и печатных изданий XVI-XVII вв. приходит к заключению, что до середины XVII в. печатная книга стоила не меньше рукописной (260, 48-49).

Разумеется, спрос на книгу в русском обществе значительно вырос, главным образом благодаря растущей грамотности. О том, что грамотность была довольно широко распространена в разных слоях населения, говорит хотя бы акт об избрании царём Бориса Годунова в 1597 г.; из 22 бояр его сумели подписать 18, из 98 дворян − 64, из 28 торговых людей − 21. Возрос и интерес к чтению и собиранию книг. И все же книга входила в быт медленно.

Как и раньше, центрами переписывания книг были архиерейские и великокняжеские подворья, богатые монастыри. Больших частных коммерческих предприятий по изготовлению рукописных книг вроде мастерских итальянского книготорговца Веспасиано да Бистиччи в России, видимо, не было. Хотя некоторые крупные монастыри − Троице-Сергиевский, Кирилло-Белозерский, Соловецкий и некоторые другие − все больше смотрели на переписывание книг не только как на душеспасительное занятие, но и как на статью дохода. Иногда для решения важных литературных задач к переписыванию книг привлекались довольно многочисленные коллективы. Так, в Москве в первой четверти XVI в., по инициативе Максима Грека, для перевода и переписывания богослужебных книг были приглашены специалисты, в число которых с разрешения великого князя Василия III были включены не только церковники, но и миряне -двое приказных толмачей Дмитрий Герасимов и Влас (178,316). Большой коллектив сплотил вокруг себя и новгородский архиепископ Макарий для работы над Великими Четьи-Минеями. Характерно для XVI в. и то, что возросло число писцов-профессионалов, выполнявших свою работу по найму или по заказу и кормившихся своим трудом. Среди них становилось все больше мирян, и не только служилых приказных писцов или площадных подьячих (303, 24), имевших свои палатки на площадях Москвы и других городов и составлявших по заказам жителей челобитные, купчие и другие частные документы, но и неопытных переписчиков книг. Все чаще этим делом начинали заниматься малоквалифицированные люди, что вело к заметному снижению качества книгописания. Кроме того, стремясь ускорить и удешевить процесс размножения книг, писцы переходили от полуустава к скорописи. При этом все меньше внимания уделялось художественному оформлению книги. Старых канонов книжного искусства старались придерживаться только при переписывании богослужебных книг. Однако и здесь многие позиции были утрачены.

Ордынское иго задержало развитие русской культуры на целые столетия. Другой причиной отставания России XVI в. в области просвещения и книжного дела историки считают и крайний обскурантизм церковников, с великим подозрением смотревших на любое новшество в общественной и культурной жизни. Английский посол в Москве Джайлс Флетчер, живший в России в 1588-1599 гг., пишет: «Все духовенство здесь не имеет никаких знаний ни о божьем слове, ни о других вещах. Будучи сами неучами, они стараются всеми способами задержать развитие просвещения, как бы боясь, что это покажет их темноту и обман. Поэтому они убеждают царей, что всякий прогресс в просвещении может вызвать переворот в государстве и быть опасным для их власти» (299,111). Далее Флетчер сообщает, что за несколько лет до этого в Москве была устроена типография, но вскоре ночью тот дом подожгли и станки с литерами сгорели дотла, о чем, как полагали, позаботилось духовенство (299, 96).

Относительно неблагоприятным было тогда и географическое положение Руси. Первые очаги книгопечатания − торгово-ремесленные центры Германии, Италии, Франции и Голландии − находились далеко от Москвы, отделённые землями враждебных России государств, зачастую препятствовавших её экономическому и культурному сотрудничеству с Западом.

В 1548 г. молодой царь Иван IV поручил проживавшему в Москве немцу Хансу Шлитте найти в Германии и завербовать для работы в России нескольких учёных, а также искусных ремесленников, всего около 120 человек (511,6-7). Среди этих ремесленников были печатник, бумажный мастер, переплётчик и гравёр. Однако Шлитте не удалось исполнить поручение царя. На пути в Россию в Любеке он был схвачен и брошен в тюрьму, и только некоторым из мастеров удалось достичь Москвы. За попытки завязать контакты с Москвой государственные органы Польши, Ливонии и Швеции нередко задерживали иностранных купцов и ремесленников. В поисках прямых морских путей по Балтике в Западную Европу Россия начала Ливонскую войну.

Введение в России книгопечатания становилось в середине XVI в. все более необходимым. Почву для этого во многом подготовил церковный собор 1551 г. Этот собор, именуемый «стоглавым» (его постановления были изложены в ста главах), поставил себе одной из целей укрепление роли церкви в образовании. Было решено «по всем градам ... избрати добрых духовных священников и дьяконов и дьяков женатых и благочестивых ... могущих и иных пользовати и грамоте и чести и писати горазда. У тех священников и у дьяконов и у дьяков учинити в домех училища, чтобы ... все православные хрестьяне в коемждо граде предавали им своих детей на учение грамоте и на учение книжного писма».

Однако для распространения грамотности нужны учебные пособия, а их в России не хватало. Те же книги, которыми располагала церковь, были полны ошибок, искажений. Поэтому особое внимание собор обратил на неудовлетворительное положение с богослужебной литературой: «Божественные книги пишут с неисправных переводов, а, написав, не исправляют же ... и по тем книгам в церквах ... чтут и поют, и учатся и пишут с них» (286,43 ). Церковные иерархи понимали, что такое «небрежение» и «нерадение» ведет к дальнейшей порче богослужебных книг и в конечном счете к «еретическим измышлениям». Собор постановил: «... да протопопам же и старейшим священникам, которым разумным, со всеми священники койждо во своем граде во всех святых церквах дозирати... апостол и прочих святых книг... А которыя будут святыя книги в коейждо суть церкви обрящете не правлены... и вы бы те книги с добрых переводов исправливали соборне ...

Такоже которые писцы по градам книги пишут и вы бы им велели писать с добрых переводов, да, написав, правили, потом же продавали, а который писец, написав книгу, продаст неисправив, и вы бы тем возбраняли с великим запрещением, а кто такую неисправленную книгу купит. . .потому же бы возбраняли им, чтобы впредь так не творили, а впредь только учнут тако творити продавцы и купцы (покупатели. − Л.В.) и вы бы у них те книги имали даром, без всякого зазора ... да, исправив, отдавайте в церковь, которые будут скудны книгами ...» (286,95-96).

Переписывать книги было разрешено только с «добрых переводов», т.е. с хороших рукописей. Но где взять эти хорошие рукописи?

С какими трудностями сталкивались те, кто занимался правкой богослужебных книг, говорит следующий случай: когда Максим Грек обнаружил в одной из книг несколько абсурдных строк и предложил писцу Михаилу Медоварцеву их исправить, тот сильно испугался, приняв это за кощунство: «Дрожмя великая поймала и ужас на меня напал» (276,21).

В окружении царя и среди церковных иерархов постепенно утвердилось убеждение, что исправлять церковные книги можно только централизованно, сплотив вокруг митрополии наиболее сведущих и авторитетных «правщиков». А чтобы избежать новых ошибок при размножении книг и обеспечить полное единообразие текстов рукописным способом, необходимо было перейти к книгопечатанию.

С основанием новых церквей и монастырей книг требовалось все больше. Только в XVI в. было основано около 100 новых монастырей, а в XVII в. -220. Особенно важно было усилить церковное влияние в присоединённых к России в 1552-1556 гг. Казанском и Астраханском ханствах. Для этого опять-таки нужно было много Псалтырей, Апостолов и другой литургической литературы.

В новых областях открывались и школы. Так, после завоевания Казани при Свияжском и Спасо-преображенском монастырях были открыты три школы для татар и чувашей. То же самое делалось и в Астрахани. Для школ требовались учебные книги.

Из приложенного к Апостолу 1564 г. послесловия первопечатника Ивана Фёдорова мы узнаем, что «многие церкви воздвигались в царствующем граде Москве и по окрестным местам, и по всем городам царства его, особенно в новокрещённом месте, в городе Казани и в пределах его. И все эти... храмы.. .царь украшал чтимыми иконами и святыми книгами... И поэтому благочестивый царь... Иван Васильевич всея Руси повелел покупати святыя книги на торгу и полагать их во святых церквах - псалтыри, евангелия, апостолы и прочие ... Но из них мало оказалось годных, остальные же все искажены несведущими переписчиками, а иные оттого, что пишущие оставляли их без исправления. И это стало известно царю, и он начал размышлять, как бы издать печатные книги, как у Греков, и в Венеции, и во Фригии (Италии. − Л.В.), и у прочих народов ...» Царь ознакомил со своим проектом митрополита Макария, который этому «весьма обрадовался». И так «по повелению царя .. .и благословению преосвященного Макария митрополита начали изыскивать мастерство печатных книг в год 61-й восьмой тысячи», т.е. в 1553 г.

Так же ход событий изложен и в двух других более поздних источниках - хранящихся в московском Государственном Историческом музее двух рукописях XVII в. под заглавиями «Сказание известно о воображении книг печатного дела» (около 1613 г.) и «Сказание известно и написание вкратце» (около 1645 г.). Однако ни в одной из них не указано, кто же конкретно выполнил указание царя. Это привело к различным догадкам, иногда недостаточно обоснованным. Так, по одной из версий, в 1552 г. датский король Христиан III прислал в Москву печатника Ханса Миссингера (в других источниках − Миссенгейма или Мейссенгейма), по прозвищу Бокбиндер, и предложил Ивану Грозному приступить к печатанию Библии с тем, чтобы ввести в Московском государстве лютеранство. Существовало и предположение, что Миссингер принял участие в устройстве первой в Москве типографии, был учителем и руководителем русских печатников.

Однако в исторических условиях того времени замысел короля Христиана III утвердить в России протестантизм не имел никаких шансов на успех. Судя по послесловию Ивана Фёдорова и другим историческим памятникам, инициатива в организации книгопечатания в Москве исходила от царя и его окружения и была поддержана верхушкой церкви, хотя и с оговорками (320,212-213).

Введение книгопечатания происходило на фоне борьбы между царём и церковью из-за ограничения её привилегий и секуляризации монастырских земель, а также внутри самой церкви между так называемыми «осифлянами» (их идеологом был Иосиф Волоцкий), догматиками, защищавшими монастырское землевладение и другие церковные привилегии, и «нестяжателями», желавшими вернуть церковь к простоте и аскетизму первых веков христианства, восстановить её авторитет в народе как духовной силы. К «нестяжателям» принадлежали Максим Грек, Артемий и Сильвестр, поддерживавшие книгопечатание на Руси. «Осифляне» же противились широкому распространению знаний среди мирян, выступая и против печатного дела. «Грех есть простым людям читать Апостол или Евангелие ... не читай много книг, чтобы не поддаться ереси», - проповедовали они. Артемий отвечал им, что как раз незнание книг ведёт в темноту и к ереси. Он советовал издавать азбуки для обучения детей. «Осифляне» расправились с Артемием, добившись его ссылки в дальний монастырь.

С другой стороны, как раз в середине XVI в. в Москве создались благоприятные условия для начала книгопечатания ещё и потому, что при дворе Ивана Грозного образовался, как известно, правительственный кружок («избранная рада»), в который вошли такие талантливые просвещённые люди, как Алексей Адашев, царский любимец, человек широкого кругозора и большой любитель книг, и священник московского Благовещенского собора духовник царя Сильвестр. Прибыв в Москву из Новгорода, где у него была крупная мастерская, изготовлявшая рукописные книги и иконы, Сильвестр не мог не заинтересоваться книгопечатанием. Важную роль в судьбах печатной книги в России сыграли, несомненно, монахи-просветители Артемий и Максим Грек.

Максим Грек, мирское имя − Михаил Триволис, родился в 1475 г. в Арте в Греции. В молодости он учился в Италии, где познакомился в Венеции с великим Альдом Мануцием, увидел его типографию. Позднее, уже в России, он в своем «Слове отвеща-тельном о исправлении книг русских» пишет: «В Венеции был некый философ добре хитр; имя ему Алдус, а прозвище Мануциус, родом фразин (итальянец. − Л.В.)... Я его знал и видел в Венеции и к нему часто хаживал книжным делом» (255,4-5).

В 1518 г. по просьбе Василия III Максим Грек был послан в Москву как переводчик церковных книг. Как «нестяжатель» он выступил против монастырского землевладения, что навлекло на него ненависть церковных верхов. В 1525 и 1531 гг. он был осуждён и заключён в Волоколамский монастырь, где содержался в тёмном погребе. Лишь в 1551 г. по инициативе Ивана Грозного его перевели в подмосковный Троице-Сергиев монастырь, где он продолжал переводческую работу. В 1553 г. сам царь посетил его келью.

Ряд историков (318, 305) прямо указывает, что именно Максим Грек первым посоветовал царю ввести книгопечатание как действенную меру против «порчи» книг, против «многой грубости и нерадения переписующих, ненаученых сущих и неискусных в разуме и хитростей грамматикийстей». Есть даже гипотеза, что Максим Грек, находясь в Троице-Сергиевом монастыре, устроил типографию и тайно печатал церковные книги. Однако, как справедливо отмечает Е.Л.Немировский (198,80), едва ли 80-летний старик, каким был тогда Максим Грек, мог стать организатором и руководителем анонимной типографии. Кроме того, почти все источники, говорящие о зарождении книгопечатания в России, указывают, что оно пришло из Италии и Греции. Московским же церковникам удобнее было связывать это событие с православной Грецией, нежели с католической Фригией и Венецией.

Следует заметить, что все полиграфические термины, употреблявшиеся в России в XVI-XVII вв., были итальянского происхождения. В Москве типография называлась «штамба» (ит. stampa), печатник − «тередорщиком» (ит. tiratore), красильщик − «батырщиком» (ит. battitore). О том же говорят слова «пиян» (ит. piano), «маца» (ит. mazza) и т.д. (255, 4-5).

Источники молчат о каком-либо итальянском типографе − учителе русских первопечатников. Скорей всего, такого не было, а консультировал их и ознакомил с самыми общими принципами печатного дела Максим Грек. Отсюда и упоминание Иваном Федоровым Греции, Фригии и Венеции, и укоренившиеся в русском книгопечатании итальянские термины. Да и в «Сказании достоверном об изобретении печатного дела» отмечено, что русские первопечатники, по утверждению «некоторых», восприняли знание печатного дела «от самих итальянцев» и что «потом. . .Иоанн(Федоров) и Петр (Мстиславец) ещё лучше переняли опыт от тех вышеупомянутых итальянцев».