"Книги - это корабли мысли, странствующие по волнам времени и
бережно несущие свой драгоценный груз от поколения к поколению"

(Фрэнсис Бэкон)

УДК 82-31

ББК 84/Г83

М.: ИП Лысенко А.Д. Press-Book.ru, 2021. — 254 с.

ISBN 978-5-6046311-0-2

Перевод со шведского Бориса Григорьева с источника ”Spioner emellan”, Efron&Dotter” 2006

Эта книга уникальна. Уникальность её заключается не в том, что она написана двумя авторами, что само по себе уже редкость, особенно если учесть, что один из них русский, а другой – швед, но в том, что авторы представляют два противоположных и совершенно непримиримых лагеря. Один из них в прошлом советский, а потом русский офицер разведки, работавший в Швеции в 1977-82 гг., а другой – «шпион, который шпионил за шпионами» и руководил контрразведкой СЭПО. Соавторство обычно предполагает содружество авторов. Их должно объединять совпадение взглядов на жизнь вообще и на плод своего общего труда – книгу, в частности. Мы сомневаемся, что все эти предпосылки были у нас в наличии. Деятельность тайных служб России (Советского Союза) и Швеции – часть нашей истории, и рассказать об этом простому читателю, далёкому от всех «шпионских страстей», показалась нам задачей вполне достойной. Мы обязаны знать свою историю и извлекать из неё соответствующие выводы.

В 2006 году в шведском издательстве «Эфрон и Дочери» (Efron&Dotter) вышла книга ”Spioner emellan” («Между нами, шпионами»), представляющая собой своеобразный диалог между мной и бывшим руководителем Русского отдела контрразведки Швеции СЭПО Туре Фошбергом. Темой диалога стала история российской и советской разведки в Швеции и борьбы с ней шведских контрразведывательных органов. Книга стала бестселлером и пользовалась у шведских читателей повышенным спросом. Данный вариант книги в русском переводе адаптирован для русского читателя. Она состоит из очерков, написанных авторами и сопровождаемых комментарием партнёра.

Уникальность книги, кроме её содержания, заключается также в самих авторах. О моём будущем соавторе я не имел до 2006 года ни малейшего представления, а он между тем на протяжении всей загранкомандировки в Швеции в 1977-1982 г.г. внимательно следил за мной и собирал компрометирующий материал для высылки из страны. Но расскажу обо всём по порядку.

Возвратившись летом 2006 года с гётеборгской книжной ярмарки в Стокгольм, я с сёстрами Верой и Леной Эфрон сидел на веранде их дома, пил кофе и подводил итоги первого выступления на книжном рынке страны. Неожиданно позвонили. Трубку пошла брать внутрь дома Вера. Она вернулась в некотором смущении и сказала, что звонит полицейский комиссар и пенсионер, бывший начальник русского отдела СЭПО. Он заинтересовался книгой Григорьева «Сэпо идёт по пятам» и хотел бы с ним встретиться. Что ему сказать? Я сказал, что готов с ним встретиться хоть сейчас, что Вера и передала звонившему. Тот сообщил, что скоро будет у нас.

Сёстры засуетились, готовя закусочный стол и заваривая большой термос с кофе, а я, заинтригованный свиданием с моим личным и анонимным противником, ждал появления гостя. Примерно через час на веранду взошёл высокий грузный мужчина лет семидесяти с крупными чертами лица моряка, чья кожа загрубела либо от океанских ветров, либо покраснела от регулярного употребления горячительных напитков. Он назвался Туре Фошбергом и крепко пожал мою руку.

Туре оказался очень приятным собеседником и общительным человеком. Напряжённость скоро исчезла, и мы мило обменялись комплиментами в адрес наших служб: он «тепло» отозвался о профессиональной работе советских разведчиков в Швеции, а я ответил ему лестной оценкой компетентных действиях шведской контрразведки, вредившей нам самым беспощадным образом. Но мы были уже не «полевыми бойцами», а пенсионерами, и беседовали друг с другом как друзья-ветераны, вспоминавшие былые битвы.

Туре, написавший к тому времени объёмистую книгу о деятельности СЭПО «Шпионы, которые шпионят за шпионами», во многом весьма апологетичную (что, кстати, очень характерно для шведов, а не только для нас, русских), сказал, что было бы неплохо написать совместную книгу, в которой можно бы было отобразить противостояние советской разведки и шведской контрразведки во время холодной войны. Я поддержал эту идею, и после некоторого обсуждения, в котором участвовали и сёстры Эфрон, пришли к такому заключению: а) книгу не стоило ограничивать XX веком, было бы интересно вообще проследить историю российско-шведского противостояния; б) каждый из нас напишет какой-нибудь очерк из истории или современной деятельности своей службы, а соавтор снабдит его своим комментарием; в) очерки должны были поступать к Вере Эфрон, которая брала на себя обязанность литературно их обрабатывать.

Так мы и поступили. Я по электронной почте слал из Москвы свои очерки Вере, она их тут же отдавала переводчику, Туре, дождавшись перевода моей очередной порции, делал комментарии. Вера по электронной же почте пересылала мне опусы Фошберга, я их комментировал и отсылал обратно. Так менее чем за год у нас составилась солидная по объёму книга, не имевшая в мировой литературной и шпионской практике аналогов. Впервые советский разведчик и его оппонент по работе шведский контрразведчик встретились на страницах одной и той же книги. Она носила хорошее название «Между нами, шпионами» и стала сразу бестселлером. Тираж в 3 тысячи экземпляров быстро разошёлся, и издательство допечатало потом ещё столько же. Редко случалось в Швеции, чтобы книга неизвестного в общем-то автора в короткое время расходилась таким крупным для страны тиражом: обычный тираж там не превышает 2 тысяч экземпляров.

Нужно сказать, что соавторство с Фошбергом, а потом и завязавшаяся между нами искренняя близость сильно способствовали моей популярности в стране. Туре как один из бывших руководителей СЭПО обладал широчайшим кругом связей во всех авторитетных кругах Швеции. Он предпринял дополнительные усилия по моей интеграции в читательскую среду страны и ввёл меня, насколько это было возможно, в круг своих знакомых и друзей.

Знакомство наше, неожиданно вспыхнувшее и бурно развивающееся, носила бескорыстный характер. Я не рисковал расспрашивать его о секретах СЭПО, а Туре тактично не интересовался секретами советской разведки. Мы были пенсионерами и наслаждались общением друг с другом. Его жена Сив, тоже пенсионерка, бывший комиссар полиции, возглавляла в своё время иммиграционный отдел полиции и оказалась на редкость милой и доброй женщиной.

Эфроны пригласили нас на презентацию книги в Гётеборг. Они заранее уехали из Стокгольма готовить выставку и поручили Туре встретить меня и оказывать мне содействие. Я прилетел в Арланду, добрался экспрессом до Стокгольма и был встречен Туре и Сив и отвезен в их дом. Нужно было переночевать и на следующий день ехать в Гётеборг. Супруги проживали в скромной двухэтажной вилле в ближайших окрестностях Стокгольма - скромной даже по шведским меркам и разместили меня в летнем домике, построенном на их небольшом, в соток восемь участке.

Туре попросил меня по возможности не рекламировать факт моего проживания у него, опасаясь, что это может быть неправильно истолковано его службой, и у него могут возникнуть неприятности. Я заверил его, что буду молчать как рыба. У меня были такие же, если не более веские, основания получить неприятности от своей службы. Мог ли кто среди моих коллег понять, а не только вообразить, чтобы я, бывший полковник советской разведки, ночевал на вилле у своего бывшего кровного врага, сотрудника шведской контрразведки? Вряд ли. Поэтому у меня и мысли не было «распространяться» на этот счёт.

Мы мило, по-старомодному, провели вечер втроём. Беседовали, дымили сигаретами в три трубы, хорошо выпивали и закусывали. Всё было настолько гостеприимно и просто и всё так в корне опрокидывало вверх тормашками сформировавшийся у меня образ сдержанных и необщительных шведов, что я потом долго не мог уснуть. До сих пор я вспоминаю эту ночёвку у Фошберга.

Стояла поздняя осень, летний домик был со всех сторон окружён яблонями, увешанными крупными и сочными яблоками. Шведы, как правило, во избежание налогообложения с фруктового сада, яблок не обрывают и предоставляют им возможность падать и гнить. Падаль убирается и выбрасывается. Время от времени я слышал глухой звук падения плодов, сделавших знаменитым английского физика Ньютона так что не выдержал и вышел в сад. На безоблачном небе плавал месяц, воздух был чист, упруг и звонок, и всё вокруг было залито серебристым светом месяца. Я поднял одно яблоко и попробовал его на вкус. Сорт был вкусный, осенний, и я подобрал ещё пару яблок и пошёл спать. Успехи Ньютона меня не волновали. Я был взбудоражен атмосферой света, пряных запахов яблок и сознанием пребывания в гостях у необычного шведа и заснул с трудом.

На следующий день мы сели в поезд и за 5 часов добрались до Гётеборга. В Гётеборге Эфроны сняли для нас квартиру, и мы с комфортом провели там несколько дней. За это время мы ещё больше сблизились и наши отношения стали ещё более доверительными. Возвращаясь с ярмарки, мы устраивали на снятой квартире дружеские ужины и, откушав, подолгу сидели на балконе и говорили без конца. По условиям аренды таких квартир мы могли пользоваться баром, кухней и содержимым холодильника. Туре, любитель виски, оказался на редкость «русским» застольным товарищем. Будучи моложе его на 10 лет, я сильно уступал ему в потреблении алкоголя. А Туре пил виски, как воду, и практически не пьянел. Оно и понятно: бывший моряк торгового флота получил богатый опыт.

Туре непредвзято, с большой симпатией относился к России и был одержим идеей улучшения шведско-русских отношений. Он ругал своих политиков за антирусскую государственную линию и предлагал их «поправить» - к примеру, посредством легализации нашей разведывательной резидентуры в Стокгольме и шведской – в Москве. Я указывал на нереальность такой меры, на которую не согласится ни одна из служб, и тогда Туре предлагал нечто другое.

Сидя у выставочного стенда на книжной ярмарке и рекламируя нашу общую книгу, Туре превращался в настоящего зазывалу и беззастенчиво заманивал проходившую мимо публику. Представляя меня на правах хозяина, он неизменно добавлял: «Настоящий полковник КГБ», что невольно напоминало мне слова из популярной песни в исполнении Аллы Пугачёвой. Эфроны устроили нам несколько встреч с читателями, одна из которых проходила в Гётеборгском порту на борту какого-то судна. Народу набралось человек 400, книгу нашу публика брала нарасхват, а мы стояли перед ней и, как настоящие шоумены, вели «дуэт», «подкалывая» друг друга, отпуская «шпильки» и угощая публику «шпионскими» шутками и рассказами.

Вообще Туре – человек без систематического образования. Самородок. Выходец из одной из северных провинций Швеции, он в молодости попал в торговый флот, вволю поплавал в разных морях и океанах, попутно подбирая, как он выразился, гонорею в портовых городах, а потом, решил приложить свои силы на поприще сдерживания коммунизма, неприязнь к которому он приобрёл с ранней юности (об этои он рассказывает ниже в одном из своих очерков). Против коммунистов тогда в Швеции работала полиция, и он стал полицейским. В качестве рядового констапеля (констебля) он стоял на посту на площади Густава Адольфа, в самом центре Стокгольма, прямо напротив здания МИД Швеции и памятника королю Густаву II Адольфу. Постепенно, получая опыт, знания и навыки полицейской работы, он стал расти, перешёл позже в контрразведку, получил чин комиссара и стал руководителем самого важного в ней отдела.

Среди достижений СЭПО при Фошберге было нашумевшее в конце 60-х годов дело о разоблачении шефа разведки ГДР Маркуса Вольфа. Вольф прибыл в Швецию инкогнито то ли в ознакомительную поездку, то ли для обсуждения с резидентом Штази очередной разведывательной операции. Имя Маркуса Вольфа широкой публике тогда известно не было, но среди западного разведывательного и контрразведывательного сообщества деяния его были овеяны легендами. СЭПО выследила Вольфа и сделала несколько его фотографий, а потом организовало утечку, и фотографии Вольфа были напечатаны в шведских газетах. Вокруг этого поднялся большой шум и ажиотаж, и авторитет СЭПО сильно поднялся тогда в глазах экспертов.

Туре мне потом рассказывал о другом его успехе в противодействии разведке ГДР. Ему удалось «подставить» резидентуре Штази в Стокгольме своего агента - красивую блондинку, которая потом снабжала шведов сверхсекретной информацией об операциях немцев не только в Швеции, но и в США и других странах. Блондинка осталась неразоблачённой до самой своей смерти – она в раннем возрасте умерла от рака.

Улоф Пальме, тогдашний премьер-министр Швеции, очень скептически относился к деятельность СЭПО и полиции в целом (и поплатился за это своей жизнью), пока не произошёл следующий эпизод. СЭПО, по рассказам Туре, осуществлявшее опросы советских перебежчиков на Запад, получило письменную информацию от советского перебежчика в США, латыша по национальности. Информация была составлена на латышском языке, и в контрразведке не нашлось ни одного человека, владеющего этим языком, чтобы перевести документ на шведский язык. И тут кто-то вспомнил, что Пальме хорошо владеет этим языком. Туре напросился на доклад к премьеру и попросил ознакомиться с документом упомянутого перебежчика. Тот прочёл и впечатлился. Он пообещал Туре представить подробный перевод, и с тех пор авторитет СЭПО сильно возрос в глазах первого лица страны.

При Пальме Туре быстро вырос и получил чин комиссара – нечто среднее между полковником и генералом, но как только Пальме ушёл с поста премьер-министра, его «подсидели» и выпроводили на пенсию.

Внешность Туре в молодые годы была впечатляющей. Это был настоящий тип северного красавца, по которому сохнут девушки, и он, по его рассказам, внимание слабого пола отнюдь не отвергал. Уже будучи пожилым человеком, он не пропускал ни одной складной женской фигурки без того, чтобы не отпустить в адрес её обладательницы сочный мужской комплимент. Впрочем, он был хорошим семьянином и заботливым отцом, хотя и был женат вторым браком. Он занимался спортом, был чемпионом Швеции по прыжкам на лыжах с трамплина, любил повеселиться, кутнуть. Рассказчиком и балагуром он был неподражаемым, вокруг него всегда собирался кружок знакомых и друзей, чтобы послушать его байки. Язык его был сочен, остр и бурлил от избытка юмора и неподдельного веселья. В общем, в моём понимании он не был типичным шведом, а скорее походил на обаятельного русского. Он был добр и щедр во всех отношениях, готовый прийти товарищу на помощь. Его любили и ценили как коллеги, так и начальство. Одним словом, дружба с ним и общение представляло для меня большое удовольствие.

Мы дважды вместе ездили на Гётеборгскую книжную ярмарку, и поездки эти навсегда остались в моей памяти. Сидя у стенда, он постоянно здоровался со знакомыми посетителями ярмарки и, если находил нужным, представлял их мне или давал мне их краткую характеристику. Несколько раз он уточнял, что тот или иной человек был агентом СЭПО.

- Вон, видишь, пошла дама в красном? – говорил он мне, кивая в сторону мелькнувшей вдали женщины. – Когда-то она сотрудничала со мной и здорово помогала.

Вообще, представление нашей «продвинутой» интеллигенции о шведской и вообще о западной демократии очень наивное и ничего общего с реальностью не имеет. В Швеции всё было и есть «схвачено» контрразведкой, разведкой и полицией вообще. Никто и никогда их не контролировал, и действовали они теми же методами, что и КГБ в Советском Союзе. На каждом значимом в оборонном смысле предприятии СЭПО вербовала своих агентов, на крупных заводах организовывала целые группы (резидентуры), а там, где могли появиться представители социалистического лагеря, проводили профилактические беседы с сотрудниками и инструктировали их о том, как вести себя с советскими, польскими или чешскими гражданами. Главным методом, которым Фошберг руководствовался в своей работе, была именно профилактика и предупреждение вербовок шведов иностранными разведками.

- Что толку разоблачать шпионов? Нужно сделать так, чтобы их не было. И службе удобно, и людям хорошо, - говорил он.

Как советский разведчик, проработавший в Швеции в 1977-1982 гг., могу сказать, что метод Фошберга был довольно эффективен и доставлял и нам, и военным «соседям» из ГРУ большие неприятности. Юмор Фошберга не имел границ и был использован при высылке разоблачённых советских разведчиков из страны. Как правило, высылка приурочивалась ко дню ЧК. В этот день Туре собирал своих сотрудников, имевших отношение к разоблачению и организации высылки, и устраивал большой праздник. Накрывался праздничный стол, ставилась выпивка и закуска, произносились «заупокойные» тосты, а каждый тост сопровождался пением куплетов в адрес высланного чекиста. Слова сочинял Туре или кто-то из его сотрудников, а пели они их на мотив нашей народной песни «Из-за острова на стрежень» или, как он говорил, Стеньки Разина. Туре несколько раз пел эти куплеты при мне, я их не запомнил и просил его «списать слова». Но не успел…

Туре рассказал, что в числе кандидатов на высылку значился и ваш покорный слуга, и СЭПО уже занялось сбором компрометирующих меня материалов. Когда мне пришлось выехать в Карлскруну в связи с аварией нашей подводной лодки, Туре жил вместе со мной в одной и той же гостинице, и вероятно, я сталкивался с ним в коридорах, но в лицо, естественно, его не знал. Убедившись в том, что в Карлскруне я получил слишком большое паблисити, Туре пришёл к выводу о том, что необходимости в высылке больше не было, что работать в Швеции я больше не смогу. И был, конечно, прав. По возвращении из карлскрунской командировки я убедился, что в Стокгольме меня узнавала чуть ли не каждая дворовая собака. Скоро мне пришлось добровольно покидать «гостеприимную» землю Швеции. Я не был внесён в шведские «чёрные списки» и, следовательно, формально мог потом рассчитывать на въезд в страну. Что, собственно, и понадобилось, когда я после длительного перерыва в 2005 году появился снова в Швеции.

После ярмарки, вернувшись в Стокгольм, Туре взял меня на встречу с членами клуба «Ротари», на котором он планировал выступить с докладом и заодно продать нашу книгу. Кстати, он отказался брать у Эфронов гонорар деньгами и попросил выплатить его «натурой», т.е. книгами. Таким образом он избежал процедуру декларирования этого дохода, получая при продаже книги чистую прибыль. Ну, разве это похоже на законопослушного шведа?

На собрании отделения клуба присутствовали около 30 человек – в основном пожилые дамы и мужчины. Туре с большим пафосом прочёл доклад о полезной для шведских налогоплательщиков деятельности СЭПО, попросил сказать несколько слов меня, а потом приступил к распродаже. Всю выручку – около полутора тысяч крон – он положил мне в карман и сказал, чтобы я не «трепыхался». Он знал, что командировочных денег у меня практически не было, и выражал тем самым своё сочувствие.

Самую большую услугу Туре оказал мне, когда «вставил» меня в популярнейшую программу шведского радио «Соммарпрат» - «Летний разговор». Она стартует ранним летом и заканчивается осенью. Идея передачи состоит в том, что какой-нибудь шведский или иностранный «чендис», т.е. известный человек, выступает с радиослушателями с каким-то рассказом на свободную тему, чередуя рассказ с музыкальными вставками. Время передачи – воскресенье в прайм-тайм, аудитория – около 1 млн. человек, включая самых прилежных слушателей – шведов, находящихся за границей. Это самая любимая и популярная передача страны. И вот Туре со своими связями в радио предложил мою кандидатуру шведскому радио. Естественно, меня утвердили, и я приступил к подготовке.

Сначала я составил текст, в котором кратко коснулся автобиографии, немного - работы в разведке, чуть больше задержался на русско-шведской истории, но главный упор сделал на идею русско-шведского сотрудничества. В качестве музыки я удачно выбрал русскую классику (Чайковского, 1-й концерт для фортепьяно с оркестром), народные песни России и Швеции, популярных шведских певцов, как АББА и Эверт Тоб (вот сейчас пишу и слушаю его великолепные авторские песни). Всего мне, как и всем участникам программы, было предоставлено целых полтора часа!

Для репетиции и предварительного смотра участников «Соммарпрат-2008» я был за счёт хозяев приглашён в Стокгольм, где нас всех сфотографировали и представили публике в парке «Скансен». На головы нам водрузили венки из полевых цветов, я сидел рядом с Бъёрном, бывшим членом группы АББЫ и каким-то чёрным полковником США, по всем приметам, разведчиком. Моё выступление было намечено на 8 августа 2008 года – как я позже узнал, в день рождения Туре. Запись выступления была сделана в студии радио 6 или 7 августа. Передача получила самые восторженные отклики слушателей и была признана одной из лучших в сезоне. Её запись можно было за соответствующую сумму приобрести на радио и иметь в своей фонотеке.

Излишне говорить, что дебют по шведскому радио сделал меня чрезвычайно популярным. Следующий раз, когда я ходатайствовал за визой в шведском консульстве в Москве, дама, оформлявшая ходатайство, спросила:

- Не тот ли Вы Григорьев, который….

- Тот самый, - подтвердил я.

- Девочки, - закричала шведка своим коллегам, - смотрите, кто к нам пришёл!

Как круто изменилось моё положение! Если для меня как разведчика паблисити означала оперативную смерть, то теперь, для свободного писателя-пенсионера, она была даже очень и очень кстати.

Из эфира я послал Туре благодарность за содействие в этом выступлении, поздравил его с днём рождения и пожелал быстрейшего выздоровления.

И тут я должен с тяжёлым сердцем приступить к печальной стороне событий. Дело в том, что уже с июня Туре проходил лечение раковой опухоли. Ещё в мае мы встретились в Москве, куда он прибыл как турист, сидели в ресторане с видом на Большой театр и говорили, говорили без конца. И вот – страшная весть, болезнь.

Сразу после выступления по радио я поехал к Туре домой, где уже собрались многочисленные его друзья и родственники. Туре было не узнать – настолько он изменился за те 3 месяца, которые прошли с момента встречи в Москве. Он исхудал, но держался бодро и даже слегка пригубил вина. Мы простились, и больше я его не видел.

20 августа мне позвонила Вера Эфрон, и по её всхлипываниям я понял, что случилось что-то непоправимое. Так оно и было: она сообщила, что несколько минут тому назад Туре скончался в больнице. Химотерапия подорвала его иммунитет, и понадобилось небольшое инфекционное заболевание, чтобы отправить его в мир иной. Я не выдержал и стал плакать. Эти строки я не могу писать без внутренней скорби при упоминании имени этого светлого человека.

По шведской традиции похороны Туре были отложены на неопределённое время. Они состоялись в октябре 2008 года. Уходя из этой жизни, он и тут был верен своему принципу: как убеждённый атеист он запретил отпевать его тело в церкви, а прах просил развеять над морем и на площади Густава II Адольфа, на которой он дежурил простым полицейским в 50-е годы. Сив уговорила его согласиться на священника, но он сделал это при условии, что священником будет хорошенькая женщина. Я потом спрашивал у Веры Эфрон о внешнем виде лютеранской «священнницы», и она сказала, что Туре вряд ли был бы доволен кандидатурой. Но выбор, сказала она, был не велик: женских священников в стране было пока не так много.

Что касается праха Туре, то им вдова распорядилась строго согласно его завещанию. Если рассеять прах над морем особого труда не составило – поднялась на полицейском вертолёте и вытряхнула пару горстей в люк, то та же самая процедура в центре столицы была чревата опасностью, поскольку, как она мне поведала, такие вещи строго запрещены законом. Сив потом рассказывала мне, как она выбрала тёмную ночь и пошла на площадь Густава Адольфа. Картина, достойная кисти Рембрандта: один комиссар полиции тайком, в запретном месте, рассеивает прах другого комиссара. Оба были верными столпами закона и порядка в стране. Всё это как-то грустно и печально.

Вечная память, тебе, дорогой мой соперник и друг!

Б.Григорьев

Наши книги | Наши авторы

Григорьев Б.Н.
"Так кто был кто?"

ОГЛАВЛЕНИЕ

Григорьев Б.Н. "Так кто был кто?"

ОГЛАВЛЕНИЕ

Григорьев Б.Н.
"Так кто был кто?"