Хаджаев Альберт
«Альбом»

Содержание

Об Альберте Хаджаеве С. Гамзатова [EN]

Магические миры Альберта Хаджаева В. Пацюков [EN]

Живопись

Рисунок

Книжная графика

Фотографии

Биография

Приложения

---

МАГИЧЕСКИЕ МИРЫ АЛЬБЕРТА ХАДЖАЕВА

В начальных страницах одного из самых пронзительных кавказских рассказов Льва Толстого герой всматривается в окружающую его реальность. Он видит тихий аул, кусты и деревья, силуэты скромных домиков, повторяющие контуры гор, далее открывается высокий горизонт и небо, своими уступами обрушивающееся на нас. Здесь ближний мир встречается с дальним, и проявляется еще одно измерение пространства – состояние, которое герой Толстого обнаруживает внутри себя.

Именно так видит реальность Альберт Хаджаев, переживая ее стереоскопично, приближаясь к ней вплотную, дотрагиваясь до ее поверхности, превращая далекое в близкое и близкое транслирую в величественное. Его сознание обретает телесность и погружается в магический пейзаж видимого – тактильного – глубинного.

«Люблю появление ткани», – свидетельствует Осип Мандельштам, не разделяя поэтическую речь и речь визуально-пластическую. Мир Альберта Хаджаева живет в этих же состояниях, двигаясь по оси времени пространства, выстраивая художественные метафоры, своеобразные лестницы, где горизонт и вертикаль к нему способны меняться местами. Ступеньки этих лестниц – символические опоры для вещей, предметов и людей – напоминают овеществленные музыкальные партитуры и, в свою очередь, выстраивают ряды, каждый раз указывая на присутствие в них принципов золотого сечения.

Стилистически многоуровневые композиции Альберта Хаджаева близки к «новому» реализму, свободной европейской культуре, ее концептуальной образности. Но вместе с тем они следуют законам древних фундаментальных культур, встречаясь в своих диалогах с восточной мыслью, где выдержана мера Неба и Земли. В своем творческом процессе художник становится медиатором, «мыслящим тростником», хранящим потенциальность Всего, не только фиксируя видимость, но и постигая организационный принцип Сущего, иероглиф его дыхания – простоту, обнажающую истину и удивительную силу явленности пограничного. Все это наводит на мысль о «другой» истории искусства, не отменяющей уже известную, но воспламеняющей ее своим странным присутствием – обнаружением.

Искусство Альберта Хаджаева сегодня оказывается в зоне радикальных художественных измерений, магической и вместе с тем дисциплинарной игры скрытых сил – интенсивностей, освобождаясь от диктата авторитарности и утверждая демократичность художественной мысли. Оно в самых привычных и естественных формах дарит шок соприкосновения с неведомым при контакте с, казалось бы, заведомо освоенным. Телесность материи, ее неожиданные «рельефы», её «магическая пейзажность», её внутреннее душевное и духовное состояния, вступающие в диалог с медитативным формообразованием, оказываются способными прорвать гипноз привычных «линейных» образов современной культуры. Взгляд Альберта Хаджаева расшатывает классическую центристскую оптику, отсылает за пределы отдельно взятого артефакта, попустительствуя пластической свободной жизни, ее резонансам и продолжениям. В этом свете традиции культур – европейской, кавказской и русской – представляется как энергия, объединяющая разрывы и пределы визуально-пространственного опыта. Она наделяется суггестивностью, рождая потоки ассоциаций и обретая силу внушений. В этом новом пространственном чувстве переживается возвращение барочности, избыточности метрики, но в абсолютно сокрытых, гармонизированных состояниях – в самой естественности бытия.

Визуальные принципы Альберта Хаджаева естественно соединяют мир реальной жизни и пространство искусства, явленные нам в особых точках их магических встреч. Формы этих художественных перекрестков не делят нашу действительность на слои возвышенного и обычного, на сцену и зрителя, объединяя все измерения бытия в единое целое. Образы мастера присутствуют в животворящей истории, превращая ее творческую непрерывность в точку, в остановленное мгновение, открывая особый смысловой ряд и контекст.

Движение глаза в визуальной мифологии Альберта Хаджаева начинается в пространстве естественной медитации. Ему мгновенно открывается близлежащий мир, как единое целое, и далее глаз превращается в тактильный орган. Он ощупывает каждый сантиметр поверхности, каждое ее уплотнение, зазор и складку, постепенно отправляясь в путь. Его функции окрашиваются экзистенциальными формами и реалиями, отождествляясь с личностью и ее перемещением в пространстве, физическим и метафизическим одновременно. Само пространство торжествует в преображении, во всей своей драматургии, как судьба личности, как путь, не всегда легкий, но всегда достойный, сохраняющий свои органические свойства. Он манифестируется магией события, ритмической дробностью фасадов построек, их жизненной фактурой, трогательной архитектурой балкончиков и окон, продолжаясь естественной направленностью в мир человеческой обители, в реальность окружающих его вещей – во внутренние измерения, указывая на них, проникая в них и втягиваясь ими. Образы рождаются в снятии границ между внутренним и внешним, как, например, в композициях, где предметный мир интерьера предельно приближен, перетекая в состояние дня. Визуальность приобретает свою совершенную структуру, наполняется деталями, конкретностями священной предметности, высветленные памятью в трогательной незащищенности, никогда и никуда не исчезая, предоставляя художнику осуществить свою миссию свидетельства. Альберт Хаджаев свидетельствует в мире простых вещей, во всей полноте и благодати смыслов, сосредоточивая свой взгляд на деревянной подставке для Корана, вертикали четок, раскрытой книге, на складках ткани и разбросанных абрикосах. Топология его пространства уплотнена переживаниями художника и вместе с тем совпадает с гармонизирующей классической протяженностью, укорененной в таинственной глубине, предстающей нам в своей естественной откровенности.

Имя этой откровенности – мир как образ гармонической идеальности, обретенной в вопрошаниях и постоянном бодрствовании, дисциплине и непрерывном труде. Каждый шаг в этом пространстве означает вопрос, погруженный в чудо явленного, где нельзя не обойти, не перескочить, а именно пройти и прожить, соединяя визуальное с поэтикой места. Это место всегда начинается с укрытого, защищенного, «малого центра», с личной памятью, где обнаруживаются друзья, близкие, любимые люди, вещи, хранящие в себе личный интимный мир, но оно уже настойчиво требует следующего шага – поступка, вхождения в магическое неизвестное. В этой модели смыслы выявляются не постепенным приближением к ценностям, а напротив, вспышками, квантами, как говорят физики.

Этот архетип световой памяти всегда наличествует в подлинной культуре, открываясь в конкретностях и утверждаясь в универсальном. Он обнажается в сказках, в заговорах, в мифопоэтическом сознании, где ритуальность встречается с непредсказуемостью, с предельным драматизмом, полностью вовлекая в себя слушателя и зрителя. В его феномене открывается особое реликтовое состояние, связывающее нас с первосотворенным, сохраняющееся у детей и в подлинном искусстве, когда преодолевается иллюзорная пленка автоматизма письма и предстают в чистых образах бескорыстия удивительные женские лица – балерина Тарият Капиева, девушка-балхарка, поэтесса Джаминат Керимова, Барият, Мариян, скорбящие матери погибших солдат.

Уходит ли прошлое? Оно зримо и вещественно присутствует в настоящем – в его тесном и личностном мире, где все органично взаимосвязано, как человеческая память, культура и история.

Композиции Альберта Хаджаева (серии села Унчукатль, цикл натюрмортов) проявляются, как фото снимок, возвращая постоянно исчезающую божественную реальность, заставляя человеческую оптику, глаз, наделяться моторностью и гравитацией опыта. Вглядывание, всматривание приобретают характер реального следования, путешествия, погружения в ускользающие пространственно-временные слои, где кажется, что вот-вот предмет растворится, уходя в ничто, обретая новые степени свободы.

В визуальной драматургии Альберта Хаджаева во взаимоотношении человека и пространства сотворяется их взаимная соприродность. Человек, открывая пространство, переживая его состояния, свидетельствует о своей личной экзистенциальной ипостаси; в этом диалоге он – субъект, как в композиции «Дочь Фатима». Но и пространство в художественной системе Альберта Хаджаева наделено сознанием, оно способно открывать и порождать человека, овладевать им – и в этом случае, субъектом становится именно оно (композиция «Памяти Щаза из Куркли»). Эта взаимопринадлежность человека и пространства и их взаимозависимость составляют сущность поэтики художника, ее феноменальность и иконологичность, существующие во взаимной дополнительности антропоцентризма и топологии – между сжатием и рассеиванием, напряженной концентрацией и текучестью, покоем и взволнованностью. В границах принципиально новой арт-территории оппозиции раскрываются как гармонические пары, проясняющие друг друга и выстраивающие творческую логику не в системе «или то, или другое», а в новой образности «то и другое одновременно».

Эта истина, фокусируясь, казалось бы, в обычной реальности, открывает для нас особый торжествующий мир, позволяя осознать неразрывные связи со всем живущим вокруг нас и вместе с нами. Художественная инструментальность Альберта Хаджаева, как магическая оптика, обнаруживает в этом мире особые «точки сборки», где тяжесть гор, кристаллическая крепость первобытных пород, задумчивый рост деревьев, суровая простота человеческого жилья указывают на нашу ответственность перед этой величественной реальностью и на наличие иных просторов в сверхличном.

Виталий Пацюков
искусствовед,
член-корреспондент Российской академии художеств,
начальник отдела художественных и междисциплинарных программ.
Государственный центр современного искусства (ГЦСИ)

---

Наши книги  |  Наши авторы